Слева молот, справа серп

Врать самому себе у Матвеича получалось хорошо. Даже лучше, чем врать окружающим. Этим качеством главный редактор комсомольского рупора обладать был просто обязан. Обманывая себя, Матвеич не краснел. Главный осознавал, что народ больше беспокоит наличие колбасы на прилавке, нежели полеты «Союзов» и рокот комбайнов. Как выполняются пятилетки, он видел. Частично разочароваться в идеях и жизни Матвеича заставили посещения земель, находящихся по другую сторону государственной границы. Оказавшись в Белграде, главред почувствовал, как медленно приподнимаются его веки. Прогулка по весеннему Стокгольму сделала глаза удивленными и широкими. На Нью-Йорк он смотрел взглядом человека, страдающего базедовой болезнью. Кто-то из московских коллег заметил: «Виктор Матвеич стал похож на Крупскую. И глаза, и выражение лица такие же. Только лысый».

– Ладно, жизнь на зарезанной байке, вашем хамстве и желании казаться умнее окружающих не заканчивается. Я подумаю над новым заданием, – продолжил главный. – Да и сами могли бы инициативу проявить. Ваши заметки ни о чем уже просто комом в горле встали. Я заметил – как у вас шахматы и карты отобрали, вы вообще обленились с Марьиным. А лень ведет к деградации, о которой я уже говорил. Лень к ней ведет и декалитры спиртного, с потреблением которых идет борьба на государственном уровне. Соберитесь в конце концов, удивите читателя свежим, интересным материалом.

– Есть очень хорошая тема, Виктор Матвеич. У моего знакомого саксофониста имеется огромная коллекция чертей, – предложил Хузин.

– Коллекция чертей? Он что, саксофонист-сатанист? Каких чертей, Рома?! – взревел редактор.

– А самых разных, Виктор Матвеич. Керамических, деревянных, пластмассовых. С вилами, в обнимку с котлами, с грешницами. У одного даже член стоит и достает до подбородка. Но это норвежский черт, не местный. Очень знатная у него коллекция. А потом… В любом сувенирном продаются керамические черти. У меня дома даже пепельница с рогатым имеется. Да любую латышскую народную сказку откройте! Четыре главных персонажа: барин, черт, батрак и ведьма. Живая модель капиталистического общества. Но фигурки угнетателя, раба и представительницы нечистой силы не клепают. Потому как баре, ведьмы и батраки были и будут всегда. А черт – персонал скорее вымышленная.

– Рома, скажи мне, что можно написать про чертей?! Что у них есть копыта и хвост, а у одного хер достает до подбородка? Что они живут в аду, а какой-то алкоголик-саксофонист сделал их предметом культа? Лабух небось из кабака?

– Из ресторана «Рига», Виктор Матвеич. В юности был дипломантом конкурса.

– А в зрелом возрасте стал алкашом. Никаких чертей, Хузин! – вновь перешел на крик Матвеич, но быстро остыл. – У меня есть знакомый, который покупает модельки самолетов и вертолетов. В ГДР такие модели выпускают. Склеивает их, раскрашивает. Увлеченный, открытый человек, знающий цену времени. Мечтал стать авиатором, но не прошел медкомиссию. У него уже больше двухсот пятидесяти экспонатов. Настоящий домашний музей. Можно взять интервью, сопроводить материал фотографиями. Очень интересный человек, долгих лет ему.

– Ага, долгих… Он уже два месяца как помре, – поддержал беседу Марьин. – Антоном Соломатиным звали.

– Как помре? Какое горе-то, а… И как это произошло?

– Антона жена из «квартиры-музея» выперла. Выперла, когда жилище стало превращаться в мини-аэродром. Он же модельки даже к потолку умудрялся подвешивать, вот одна нитка и не выдержала, когда супруга квартиру пылесосила. От вибрации, наверное. Самолетик ей на голову спикировал и так ухо поранил, что она на слона стала похожа. И переехал Антон к Ирке Погребной. Ромка, ты же тоже с Иришкой с полгодика покувыркался, когда она после мордобоя от Сафар-заде сбежала.

– Марьин, без этих подробностей. О покойнике рассказываешь.

– А чего рассказывать? Два месяца назад Антон неожиданно воспарил над вертолетиками, воздушными змеями и самолетиками. Инфаркт его хватил. Так что не получится про увлеченного товарища, который был одержим небом и на него в конце концов и улетел.

– Какое горе! А я ни сном ни духом. Светлая память Антошеньке.

– С некрологами нужно почаще знакомиться, Виктор Матвеевич. В некоторых газетах это самый что ни на есть увлекательнейший раздел, – съязвил Рома.

Дверь с грохотом закрылась. Рома достал из столешницы колесико. Карты, нарды, шашки и шахматы из всех редакционных кабинетов изъяли, а щелкать ногтем большого пальца по спичечному коробку быстро надоело. Играли братья по загону строк исключительно на деньги; главный при этом орал, что не позволит сделать из редакции игорный дом. И журналисты начали рубиться в «колесико», используя для этой цели большую шестеренку от будильника. Деталь раскручивали и засекали время по секундной стрелке. Выигрывал тот, у кого кругляш вертелся дольше. Если в процессе турнира появлялся товарищ из руководства, игрок делал стеклянные глаза, уставившись на вращающуюся шестеренку, и пояснял, что концентрируется для улучшения мозгового кровообращения.