Слеза дьявола

Он открывает бардачок. Внутри лежат несколько пистолетов. Он берет один из них и кладет в карман.

«После театра, — предупреждал человек, который обо всем ему говорит, — тебя будут разыскивать гораздо больше полицейских. Тебе придется быть еще осторожнее. И помни, если кто-нибудь посмотрит тебе в лицо…»

«Я помню».

Паркер сидел наверху в спальне Робби вместе с сыном. Мальчик расположился на своей кровати, а отец в кресле-качалке гнутого дерева, которое купил в антикварной лавке и собирался сам реставрировать, но руки так и не дошли.

Десятка два игрушек были разбросаны по полу, игровая приставка подключена к старому телевизору, по стенам развешаны афиши «Звездных войн». Люк Скайуокер, Дарт Вейдер…

Пусть станет на сегодня нашим талисманом.

Это сказал Кейдж. Но Паркер старался не вспоминать сейчас ни о Кейдже, ни о Маргарет Лукас, ни о Диггере. Он читал сыну. Главу из «Хоббита».

Робби был совершенно поглощен повествованием, хотя отец читал ему эту книгу далеко не в первый раз. Они неизменно брались за нее, когда Робби переживал приступ страха, — особенно целебной оказывалась сцена, в которой убивали ужасного дракона. Она всегда словно вселяла в мальчика храбрость.

Когда совсем недавно Паркер появился на пороге дома, лицо сына буквально засветилось от радости. Отец взял его за руку, и они вместе вышли на заднюю террасу дома. Он вновь терпеливо внушал Робби, что никто не мог проникнуть к ним на задний двор или в гараж. Они пришли к выводу, что это опять старый чудак мистер Джонсон спустил своего пса и забыл закрыть калитку в заборе.

Стефи тоже крепко обняла отца и спросила, как чувствует себя его друг. Тот, что в больнице.

— Ему лучше, — ответил Паркер, мучительно стараясь отыскать хоть крупицу правды в своей выдумке. О, это чувство вины отца перед детьми! Оно жжет, как раскаленный утюг.

Стефи проводила их сочувственным взглядом, когда отец и сын поднимались наверх, чтобы заняться чтением. В другое время она бы с удовольствием присоединилась к ним, но сейчас инстинкт подсказал ей, что лучше оставить их одних. И это тоже было нечто необычное, что Паркер узнал о своих детях. Они могли подтрунивать друг над другом, устраивать мелкие пакости, стараться одержать верх в любом состязании. Но как только доходило до чего-то серьезного, что затрагивало глубины существа одного из детей — как в случае с Лодочником, — то второй подсознательно понимал, что нужно делать. Вот и сейчас сестра удалилась в кухню со словами:

— Приготовлю-ка я для Робби сюрприз на десерт.

Читая книгу, Паркер по временам бросал взгляды на лицо сына. Глаза мальчика были закрыты, он казался полностью умиротворенным. (Цитата из «Руководства для отца-одиночки»: «Иногда твоя задача заключается не в том, чтобы читать детям нотации или учить их чему-то на добрых примерах. Нужно просто вовремя оказаться с ними рядом. Вот и весь секрет воспитания».)

— Хочешь, чтобы я продолжал читать? — спросил он шепотом.

Мальчик не отвечал.

Тогда Паркер положил книгу себе на колени и стал раскачиваться в обшарпанном кресле, наблюдая за сыном.

Жена Томаса Джефферсона, Марта, умерла вскоре после рождения их третьей дочери (да и сама девочка прожила только два года). Джефферсон, который остался навсегда вдовцом, прилагал все усилия, чтобы самостоятельно поставить на ноги двух дочерей. Но, будучи политиком и крупным государственным деятелем, он часто вынужден был уезжать из семьи — ситуация, которая доставляла ему неисчислимые страдания. Связь с детьми он тогда поддерживал через письма. Сохранились тысячи страниц посланий, адресованных девочкам, в которых было все: поддержка, советы, сочувствие, ответы на жалобы, слова бесконечной любви. Паркер знал Джефферсона почти так же хорошо, как собственного отца, а многие его письма целиком помнил наизусть. Вот и сейчас он вспомнил одно из них, написанное в ту пору, когда Джефферсон, еще вице-президент страны, находился в гуще яростной борьбы со своими политическими противниками.

Моя дорогая Мария!

Твое письмо от 21 янв. получил только два дня назад. И оно стало для меня ярким лучом луны среди непроглядной ночи. Окруженный и мучимый здесь постоянным недоброжелательством и злословием, когда никакие усилия принести пользу обществу не дают плодов, я ощущаю благословенную радость бытия, только когда что-то навевает мне мысли о моей семье.

И теперь, глядя на сына, слыша, как внизу гремит сковородками дочка, Паркер снова задавался извечным для него вопросом — правильно ли он воспитывает своих детей?

Это стоило ему многих ночей без сна.