Слеза Евы

Олег Петрович выглядел неплохо, только исхудал и зарос щетиной. Создавалось впечатление, что он просто крепко спит и может проснуться в любой миг.

Вот только из комы Бартенев не выходил, хотя врачи обнадеживали.

Глафира сперва хотела дождаться Мотю, но потом поняла, что дело безнадежное. Помыкавшись в ожидании, она прошла в другой корпус и постучала в кабинет к Валерию Кимычу.

Ей нравился друг Сергея. У него была чудесная лысина и веселые глаза. Шведов говорил, что Кимыч прожженный циник, как все эскулапы, но Глафире не верилось. Ее тот встречал ласково, разговаривал любезно и вел себя, как истинный джентльмен.

Мотя и та сразу придумала, как быть полезной. Может, друг Сергея и ей присоветует что-нибудь?

Кимыч выслушал Глафиру и, подумав, сказал:

– Вы ведь знаете, что до девятнадцатого века у человечества практически не было лекарств? Все эти заговоры, шпанские мушки, кровопускания и отвары – чистейшей воды самообман.

– Но некоторым они помогали.

– Помогали, но только тому, кто в них верил, – кивнул Кимыч. – Люди выздоравливали от уверенности в том, что могут поправиться.

– Предлагаете лечить гипнозом?

– Зачем гипнозом! Вот ваша Матрена великолепная, например, лечится молитвой. И ей отлично помогает. Почему? Потому что она истово верит в силу Господню.

– К сожалению, профессор атеист.

– Ну, не совсем. Скорее, агностик. То есть колеблющийся.

– В храм его все равно не затащишь.

– Я не об этом. Знаете, Авиценна описал способ вернуть человеку, как он говорил, «животную силу». Универсальный.

– Готова его применить.

– Он предлагал «лечебное общение».

Глафира взглянула на Кимыча с удивлением. Общением лечить предлагает? А еще слывет за циника. Может, шутит просто?

– Встреча с тем, кого больной любит, с человеком, который радует его или которого он стыдится. Ну, то есть не будет перед ним ныть, жаловаться и падать духом. Все это – лечебное общение, и оно действительно помогает. Сам видел. Даже не так давно.

Кимыч хитро взглянул на Глафиру и достал сигареты.

– То есть вы хотите сказать, что Бартенева может излечить…

Она замолчала и подняла на Кимыча заблестевшие глаза.

– Кажется, поняла. Конечно! Как я сама не догадалась!

Глафира рванула к выходу.

– Подождите! А Шведову я что скажу?

– Я сама ему скажу, как только смогу! – крикнула она, скрываясь за поворотом.

Дивная девушка! А хорошенькая какая, прямо прелесть! Повезло Шведову!

Кимыч затянулся, выпустил дым колечком и грустно подумал: к сожалению, так по-крупному везет не всем.

Глафира сначала шла, а потом почти бежала прочь от госпиталя.

Как же Господь ее сразу не надоумил? Ведь все просто! Больного лечит вера в исцеление, а ее может внушить только любящий, тот, ради кого сам исцелиться захочешь!

Вера Аполлоновна сможет! Недаром же ей такое имя дадено!

Глафира на бегу достала телефон и нашла нужный номер. Не зря пошла на преступление, потихоньку списав номер ее телефона из записной книжки профессора. Теперь бы суметь убедить Веру Аполлоновну!

– Ало, – услышала она приятный и совсем не старческий голос, – с кем я говорю?

Глафира сглотнула и торопливо сказала:

– Вера Аполлоновна, вы меня не знаете. Я си… помощница Олега Петровича Бартенева.

– Это он вас попросил позвонить? – быстро спросила собеседница.

– Нет, я сама. Он все равно не смог бы…

Что она несет, Господи!

– Понимаете, профессор сейчас в больнице.

– Что с ним? – вскрикнула Вера Аполлоновна.

– Он жив, не волнуйтесь. Только… в коме.

Она ожидала нового вскрика, но в трубке неожиданно стало тихо.

– Алло! Вера Аполлоновна, вы меня слышите? – испугалась Глафира.

Не хватало только, чтобы это сообщение довело женщину до сердечного приступа.

– Где он находится? – вдруг услышала она спокойный, твердый голос.

– В военном госпитале, – заторопилась Глафира. – Доктор говорит, что Олегу Петровичу необходимо лечебное общение. Понимаете? Чтобы рядом находился тот, кого он любит, и разговаривал с ним.

– Кого он любит? – переспросила Вера Аполлоновна.

– Да. Поэтому я позвонила вам. Я знаю, что Бартенев любит вас. Вы можете стать для него лекарством, стимулом к жизни.

– Уверены?

– Абсолютно. Вас могут к нему пустить как близкого человека. Согласны?

Глафира затаила дыхание.

– Господи, да конечно. Как мне его найти?

– Я буду ждать вас у входа.

Глафира выключила телефон и вдруг поняла, что продолжает удаляться от госпиталя. Куда это она так несется?

Она остановилась и огляделась. Оказалось, рядом стоит тележка с мороженым, и Глафира вдруг вспомнила, что с зимы его не ела.

Она купила хрустящий рожок с пломбиром и с наслаждением лизнула. Вкусно-то как! Кажется, жизнь налаживается! К профессору вернется его Вера, а вместе с ней – помоги, Господи – и жизнь!

Поедая мороженое, она повернулась и, не спеша, двинулась в обратный путь.

Гуляя у ворот госпиталя, Глафира всматривалась в проходящих женщин, пытаясь угадать в них Веру Аполлоновну.

– Вы Глафира? – неожиданно услышала она за спиной.

Вообще-то Глафира ждала кого-то, похожего на профессора: миниатюрное, худенькое и немного не от мира сего создание. Но на нее строго смотрела полная, статная дама с уверенным загорелым лицом.