Слеза Рода

— Гамадрилу? — уточнил я, но больше так, для приличия. На деле я уже понял, что он имеет в виду.

— Не дуркуй. Голема твоего, — проворчал старик. — Небесный металл сам по себе силу немалую имеет, а с тем заклятьем, что на него Кузьминична наложила, она удвоилась. В лоб или сердце засадишь — смерть верная, а если в мясо угодишь — что огонь, жечь тело станет до той поры, пока в нем пуля сидит. Сам решай, как тебе убить эту оглоблю приятнее — сразу или чтобы помучился. Угодил ли?

— Ух ты! — проникся я и погладил мешковину ладонью. — Угодили — не то слово!

— И для вурдалачьего племени теперь эта медь верная погибель, так Кузьминична сказала, — добавил колдун. — Побочный эффект. Только вот что…

— Что? — чуть напрягся я.

— Если прибьешь верзилу, один слиток золота и мандрагыр из награды ведьме достаться должен, — вздохнул Поревин. — Такая была ее цена. Торговался как мог, но с этим бабьем легче себе руки до локтя сгрызть, чем на своем настоять.

— Не вопрос, — мигом ответил я. — Второй слиток, не обессудь, мой, а вот деньги мы напополам распилим.

— Чегой-то?

— Шабашников наймешь, ремонт в доме сделаешь, — объяснил я. — А то и правда он у тебя весь покосился.

— Ладно, чего делить шкуру неубитого медведя, — похлопал меня по плечу колдун. — Все, машину вызывай, а то и впрямь только к сумеркам на кладбище попадешь.

Он вышел меня проводить до калитки и, когда к ней уже подъехало вызванное такси, произнес:

— Не забудь с шаманами поговорить в Москве. Не думаю, что их у вас там много. Настоящих, имеется в виду, а не шаромыжников из телевизора.

— Зачем? — уточнил я.

— Экий ты глупо́й. Аркашка, поганец, Мискува убил, верно?

— Верно.

— И что теперь?

— А что теперь?

— И вправду обалдуй! — возмутился колдун, а после недоверчиво глянул на меня. — Стой-ка. Ты впрямь не понимаешь, о чем я?

— Нет. — Я подал знак таксисту, мол, сейчас-сейчас.

— Эх, молодежь! — всплеснул руками старик. — Мискув был шаман, причем не просто так, в которого дух таежный или горный вошел и выходить отказался, а родовой. Наследственный, понимаешь? Его просто так, без последствий, убить нельзя. Вот если после обряда, специальным заговоренным ножом грудь вспороть, сердце вынуть и на костре его сжечь, тогда да, может, и пронесет. И то не поручусь. Но вот так, пулями, только тело прибьешь, а дух — шиш! Потому Аркашка твой вместе с кладом такое проклятье на свою голову заполучил — что ты! Я даже точно не знаю, какие именно напасти на него сейчас сыплются — может, он заживо гнить начал, может, сны его терзают, да такие, что седым проснешься, может, смрад от тела идет жуткий, который никто из рядом стоящих выдержать не сможет. Одно скажу точно — чем дальше, тем ему будет хуже. Так что без шамана, причем очень сильного, от этой напасти не избавишься, только он посмертную кару Мискува от него отведет. И то не факт, что кто-то согласится на себя такой груз принять. Опять же — не любят шаманы тех, кто убивает их собратьев, потому ни на Урале, ни на Алтае, ни на Кольском рад паскуднику никто не будет. Скорее, в жертву принесут, чем помогут. А вот в Москве — кто знает? У вас там царство денег, может, найдется какой двурушник. И времени у бывшего дружка твоего всего ничего осталось, недели две, не больше. Потом сожжет его проклятие — сначала душу, после тело.

— Я понял. — Ощутил, как в душе зажегся маленький огонек, означавший одно — теперь у меня есть теплый след, по которому можно идти. — Спасибо тебе, Геннадий Мефодьевич. Если свезет и жив останусь — сообщу, чем все кончилось. А то и в гости на будущий год заеду.

— Ага, как же, — усмехнулся старик. — Я, когда молодой был, тоже кажен год своему бате сулил, что об следующее лето на покосе помогу. Угадай — хоть раз приехал? То-то и оно. Все, бывай.

— До встречи, — я обнял деда. — А про Матвея Верховина я не забуду, при случае привет от тебя передам. А то и чего покрепче. Чтобы проняло его до самых кишок.

— Та штука, что вы все ищете, силу не только отдавать умеет, — шепнул мне на ухо колдун. — Если по уму с ней обойтись, так она ее и забирает. Иной раз вместе с жизнью.

На кладбище я успел до темноты, посидел с полчаса у могилы Мишани, разделив с ним напополам, как это водилось между нами, бутылку хорошей водки и рассказав о том, что, скорее всего, с его убийцей расчет произведен полностью. Уверен, что кто-то из тех охранников жрецов, что мы перебили на площадке, Мишаню и порешил. Вряд ли у поклонников Куль-Отыра очень большой штат профессиональных бойцов, это штучный товар, такого много не бывает.

Не знаю уж, в водке было дело или в том, что погибший друг одобрил то, что услышал, но после того, как я покинул кладбище, у меня на душе стало спокойно и светло. И даже если меня не пустят в поселок, то, скорее всего, никакой грусти по этому поводу не возникнет. Нет так нет, поехал бы в Кольцово, ибо в Екатеринбурге меня теперь совсем ничего не держит. Может, так даже и лучше. Хлопот меньше.