Слеза Шамаханской царицы

– А я тебе что, психиатр? Если болеешь, в психушку попросись, там тебя с распростертыми объятиями примут! Потому что ты и есть больной, иначе не назовешь! Да кто, кто она вообще, эта Эльза, распахни глаза-то?! Соплюха-малолетка, таких вон, выйди на улицу, в базарный день за рубль ведро... А Лиза, Лиза твоя! Да она ж святая, честное слово! Она ж твою взрослую дочь, как родную... Ты думаешь, легко ей это далось? Да где ты еще такую бабу найдешь, псих несчастный, придурок!

– Ой, заткнись, прошу тебя, не бей по больному... Я и сам знаю, что она святая. Только мне от этого не легче, поверь... Иду домой каждый вечер, как на казнь, в глаза ей глянуть боюсь.

– Ну, допустим, ты сам себе эту казнь организовал!

– Да не организовал я! Ты же знаешь, я не бабник! Объясняю же тебе – от меня уже ничего не зависело! Пропал я, Тиграш, совсем пропал, с головой накрыло. Я даже и не знал, что так бывает... Не могу без нее, хоть убей. Это даже не любовь, это вообще черт знает что...

– А сколько тебе годков, ты не забыл? И ей сколько?

– Да при чем тут...

– Да при том. На хрена ты ей сдался, старый козел? Ну, поиграется, потешит самолюбие, а дальше что? Ты думаешь, она твою Ленку удочерять кинется? Хороша будет мачеха-одногодка! Ты хоть думаешь, во что лезешь?

– Если б я мог нормально думать, Тиграш... Не знаю я, что делать... Как по лезвию ножа иду. Что, что мне делать, скажи?

– Да что я тебе должен сказать? Ты взрослый мужик, не мне тебя учить... Только я бы в твоем положении в первую очередь о долге перед семьей думал. По крайней мере, не торопись, не сигай дурной головой в омут. Погоди, поостынь, может, все само разрешится...

– То есть ты предлагаешь жить, как раньше? Ходить, маяться, Лизе врать?

– Да. Маяться и врать. Говорю же – со временем рассосется... Хотя, знаешь – врезать бы тебе сейчас как следует, прямо рука чешется, как хочется...

– Ну, врежь. Может, я спасибо скажу.

– Ладно. Подумаю. У тебя курить есть?

– Есть. Погоди, ты ж вроде бросил!

– Бросишь тут с вами... Ладно, пошли в курилку, псих-мазохист недоделанный... Не ожидал от тебя, честное слово...

– Ты думаешь, я сам от себя ожидал, что ли? – послышалось уже из-за дверей Владово жалкое, раздраженное. – Да если б мне раньше кто про такое сказал...

Она так и сидела там, под столом. Ноги затекли в неловкой позе, сердце бухало сильными частыми толчками, отдавалось болью в боку. И жар пошел по всему телу, обморочный, будто температурный. Наконец, ухватившись за сиденье стула, выползла из своего нечаянного укрытия, раскрыла ладонь, долго смотрела на красные вмятины, оставшиеся от дурацкой штуковины. Потом закрыла глаза, медленно набрала полную грудь воздуху...

А выдыхать оказалось – страшно. Вместе с выдохом надо начинать жить, с только что озвученным обстоятельством. Там, под столом, дышать как-то не так страшно было. Больно, но не страшно.

Ну, все, выдохнула. Живи теперь... Что, хотела получить правду в лоб? На, получи, вот она, правда. Но что теперь с этой правдой делать? Действительно – как жить?

Так. Так... Во-первых, надо уйти отсюда поскорее, они ж сейчас из курилки вернутся, придется им в глаза глядеть. Давай, давай... Вон дверь, нужно идти. Шажок, еще шажок... Черт, как нога затекла...

– Лизонька, вот ты где, а я тебя везде ищу! – сразу наткнулась в коридоре на вездесущую Ангелину. – Что, на обед в кафе идем или просто чаем с бутербродами обойдемся? Пойдем в кафе, Лизонька, чего мы который день всухомятку!

– Да... Да, конечно... То есть нет...

– Не поняла... Что – да или нет? Да что с тобой, Лизонька? И почему хромаешь?

– Но... Ногу подвернула.

– У-у-у... Ну, тогда точно в кафе не пойдем! Я пошла чайник включать! Давай у меня в кабинете, там уютнее!

– Идите, Ангелина Ивановна. Я потом приду, чуть позже.

– Ой, да ты бледная какая! Заболела, что ли? Вообще-то сегодня магнитную бурю обещали... У меня тоже давление с утра подскочило, пришлось таблетку пить. Хочешь, я тебе тоже таблеточку дам, Лизонька?

– Нет, не надо ничего. Наверное, я устала просто. Знаете, я лучше домой отпрошусь...

– Что, даже чаю не попьешь?

– Нет... Нет, потом как-нибудь...

– Да что случилось-то, Лизонька? На тебе же прямо лица нет!

– Есть у меня лицо. Все у меня есть, не волнуйтесь. Дайте мне пройти, наконец...

* * *

Дома было тихо, пусто. Оставшиеся от завтрака невымытые тарелки в раковине, Сонечкина игрушка на полу в прихожей. Хмурый зимний день в кухонном окне. Тоска. Оторопь. Непривычное состояние одиночества. Не стоило, наверное, с работы уходить.

Надо заставить себя заняться чем-нибудь, не сидеть сиднем. Тоска тоской, а ужин в большом семействе никто не отменял. Может, во время готовки и мысли в голову придут какие-нибудь оптимистические, пробьют брешь в образовавшейся скорлупе оторопи. Хотя откуда им взяться – оптимистическим? О, ключ в замке зашуршал, наверное, кто-то из ребят с занятий вернулся! Выглянула в прихожую – Максим...

– А ты чего дома, мам? Случилось что?

– Нет, сынок, нет... Голова заболела, с работы отпроситься пришлось.

– А почему голос дрожит? Ты что, плакала?

– Да с чего ты взял!

– И лицо у тебя такое...