Слезинка на щеке

Доркас с трудом дождалась, когда Фернанда выйдет из комнаты, и проворно подскочила к двери, запершись изнутри. Вне всякого сомнения, Фернанда, как и она сама, подозревала в причастности к этому делу приятелей Джино. Несомненно, взломщик хотел, чтобы они поняли, что это дело рук его приятелей. Но Фернанда была слишком предана памяти Джино, чтобы вытаскивать наружу прошлое. Джино как хотел крутил мисс Фаррар, обводя ее вокруг пальца, с лишь ему одному присущей манерой подчинять себе людей. Несмотря на свою умудренность и искушенность, Фернанда во многом сохранила наивное простодушие и была гораздо сентиментальней, чем хотела казаться. Например, она всячески закрывала глаза на то, что брак Джино с Доркас потерпел крах. Она одаривала Доркас своей дружбой, не видя или не желая видеть глубокой трещины, которую дали отношения супругов и которая со временем увеличилась. Даже Джино иногда поражался, до какой степени Фернанда была слепа, а для Доркас такое отношение было тяжелой обузой, поскольку ей все время приходилось притворяться.

Убедившись, что за ней никто не наблюдает, Доркас вытащила из столика у кровати черную с золотом лаковую коробочку. В своем прежнем жилище она хранила ее в дальнем углу книжного шкафа, держала там сигареты и игральные карты. Именно туда она и положила то странное письмо, которое пришло вскоре после гибели Джино. Карты лежали на месте, тогда она вытащила конверты, также спрятанные там, но обнаружила только несколько неоплаченных чеков и корешки от счетов. Письмо пропало.

Значит, ее догадка подтвердилась, и вор нашел то, что искал. Она не могла представить, о чем таком важном шла речь в письме, что не потеряло своей актуальности даже со смертью мужа. Если бы ей удалось припомнить содержание… Стиль письма был выдержан в мрачном, траурном тоне. Что-то о могиле, смерти и скорби. О какой-то башне. Странные, ничего не говорящие слова, без обращения и подписи. Все, что она помнила, — это, что письмо пришло из Греции и предназначалось Джино Никкарису.

Доркас начала методично приводить в порядок свои вещи. Через некоторое время Фернанда позвала ее к обеду, и Доркас пришлось сказать, что ничего не пропало. Фернанда задумчиво выслушала Доркас, внимательно разглядывая ее из-под изогнутых подведенных бровей.

«Как ты смотришь на то, чтобы во избежание дальнейшей неразберихи оставить эту тему? В сложившихся обстоятельствах это кажется мне наилучшим выходом из положения».

«Несмотря на то, что похититель в обоих случаях один и тот же? — возразила Доркас. — Что тебе известно? Почему ты хочешь все замять?»

Вопрос не застал Фернанду врасплох.

«Я ничего не знаю, — с обезоруживающей искренностью ответила она. — Просто я считаю, незачем раздувать из этого целое дело».

«Просто это связано с махинациями Джино, и ты боишься копнуть слишком глубоко».

Фернанда, внезапно отклонившись от темы, заговорила совсем о другом.

«Мне всегда не нравились его друзья. Но его бизнес предполагал частые встречи с довольно странными людьми. Бог знает, что у них на уме. А может, и сейчас есть. Я думаю, как только мы покинем эту страну, все прекратится. Что пользы расстраиваться и попусту трепать себе нервы? Ведь ничего страшного не произошло, и никто не пострадал».

«Много работал», его «бизнес» — непонятно, чем он вообще занимался, хотя временами его «бизнес» приносил существенную прибыль. Доркас чуть не рассмеялась. Бизнес — мало подходящее определение его занятиям. Разве можно назвать бизнесменом безнравственного, беспринципного посредника между процветающими коллекционерами или просто любителями произведений искусства и предметами, которые они жаждали приобрести в собственность?

Она совсем немного знала о его «бизнесе», но о многом подозревала. Еще на заре своего замужества она быстро поняла нежелательность каких бы то ни было расспросов. Неудовольствие Джино принимало такие формы, о которых не хотелось вспоминать.

После некоторого раздумья Доркас сдалась. По крайней мере, Фернанда права в одном — как только они окажутся в Греции, преследования прекратятся.

«Ладно. Бог с ним».

Фернанда, все это время наблюдавшая за ней, с облегчением вздохнула.

«Я уверена, дорогая, что это лучший выход. Нельзя рисковать нашей поездкой. — Она многозначительно помолчала. — И, Доркас, я прошу тебя, давай успокоим Бет на этот счет, ладно? Она спрашивала меня, а я сказала, что беспорядок был из-за того, что я помогала тебе укладывать вещи».

«Я не хочу ей врать».

Фернанда пропустила это замечание мимо ушей.

«Я думаю, что на сей раз тебе стоит прислушаться к моему мнению. Мы с Бет чудесно ладили, пока ты была больна. Никаких трений, никаких вспышек. Выше нос и пошли к столу. Хильда уже заждалась».