Но вдруг - задержал его за плечо. Кошкин решил, было, что товарищ передумал, но Девятов, опасливо оглянувшись, ловко сунул ему в карман спичечный коробок:
- Отдашь ей. Нам уж без надобности.
В коробке покоилась прядь темных шелковистых волос, явно детских, перевязанный голубой потрепанной тесьмою.
Светлану Кошкин увидел, едва повернул к дому - она стояла на крыльце, жадно глядя на дорогу. Заметив его, сделала несколько нерешительных шагов навстречу, а потом, словно сорвавшись, со всех ног бросилась к нему через двор. И повисла на его шее, кажется, ничуть не заботясь, что их могут видеть:
- Стёпушка, я так за тебя испугалась!… Куда тебя увезли, за что? Скажи мне, что теперь уж все хорошо…
- Все хорошо, - заверил он.
Кошкина, в отличие от Светланы, заботило, что их увидят вместе - нельзя быть столь беспечными. Потому, сняв ее руки с шеи, он поторопился увести ее в дом. Но и там, за закрытыми дверьми гостиной, не мог дать себе волю, а лишь, взяв ее лицо в ладони, осторожно целовал ее губы и щеки.
- Все теперь наладилось, хорошая моя, тебя больше не тронут. Но мне нужно уехать на какое-то время.
- Куда? - удивилась Светлана. И тотчас пылко заверила: - Если тебе нужно уехать, то я с тобой! Я не отпущу тебя теперь.
- Нельзя, это вроде как ссылка, - нерешительно признался Кошкин. Меньше всего ему хотелось напугать ее.
- Ссылка?… Тебя выгнали со службы?
- Едва ли выгонят, - он криво улыбнулся, чтобы ее подбодрить, - понизят в должности да сошлют куда подальше, с глаз долой.
- Это из-за меня все…
- Не из-за тебя, хорошая моя, нет. Я ведь сам все решил и не жалею о том ни минуты. Все сложилось правильно - так, как и должно было быть.
Кошкин не мог выразить этого словами, но он и впрямь не лукавил перед Светланой. Ведь именно сейчас, благодаря тому, на что толкнула она его, он едва ли не впервые в жизни чувствовал себя свободным. Не зависящим от чьего-то высокого мнения. Равным Шувалову. Потому как сумел настоять на своем - дошел до конца и победил.
Девятов глупец, если жалеет его.
- Я поеду с тобой! - уже не шепотом, а в голос, взвешенно сказала ему Светлана.
- Нельзя, нельзя, хорошая моя. Ты мне не жена - что люди подумают?
- Плевать мне, что они подумают. И не смей говорить, что я тебе не жена!
Светлана теперь не была ласковой и податливой в его руках: во взгляде ее все больше разгоралась то ли обида, то ли злость.
- Ты же разумная женщина, - попытался отрезвить ее Кошкин. - Сама подумай, зачем тебе губить себя. Того ли ради мы спасли твое имя? А Надя? На кого ты ее оставишь?
Но слова не возымели результата: признавать его правоту Светлана не желала. И глядела на него так, словно едва сдерживалась, чтобы не сказать что-то резкое. Но теперь хотя бы она не рвалась ехать с ним.
Кошкин попытался все же смягчить ее:
- Я на чем угодно готов поклясться, что вернусь к тебе: не на всю ведь жизнь меня высылают.
Она даже не шелохнулась, только убивала и убивала его взглядом. Не верила ему, должно быть.
- Постой-ка, у меня кое-что для тебя есть… - не сдавался Кошкин.
Отстранив ее, он достал спичечный коробок и вложил ей в ладонь прядь волос сына.
- Я ведь обещал, что верну. Я сдержу слово и в этот раз. Ты веришь?
Светлана и на прямой вопрос не ответила, только, прижав ту руку к груди, плотно сомкнула глаза, будто и видеть его не хотела.
- Ты веришь?! - Кошкину даже пришлось встряхнуть ее за плечи.
- Нет.
Голос прозвучал тихо, но уверенно.
Кошкин не знал, что и ответить ему на эту уверенность… Он многое собирался ей сказать, но хотел говорить, глядя в глаза живой Светлане, а не холодному мраморному изваянию.
Потому вышло совсем уж неловко:
- Я заметил, что ты не носишь крест…
Но Светлана и головы не повернула, когда он вынул из кармана маленький золотой крестик на цепочке, купленный и освященный в церкви при Мариинском монастыре.
- Я потеряла его уж давным-давно. - Все тот же жесткий голос. - Зачем он мне?
- Считай, что теперь нашла, - в приказном тоне ответил Кошкин.
Не спрашивая разрешения, он застегнул замок цепочки на ее шее. Светлана не противилась, но и не выражала к тому никакого интереса - словно между ними все более крепла стена. Он уже терял ее, а ведь даже не успел уехать. У Кошкина мелькнула мысль, что, возможно, было бы правильно и уместно сейчас же отвезти ее в церковь и обвенчаться. Но тотчас отругал себя за глупость.
Его разжалуют, осудят военным судом и сошлют неизвестно куда - наверняка там будет не место для такой, как Светлана. Она возненавидит себя за минутную слабость и возненавидит его, что обрек ее на это. И хорошо, если все кончится лишь тем, что она сбежит от него одна или с любовником.
А если не успеет сбежать? Если он узнает о ее предательстве наперед?
- Прощай, - торопливо, чтобы не передумать, сказал он и поцеловал холодную щеку.
И снова она не шелохнулась.
Кошкин постоял так еще немного, надеясь сам не зная на что…
Однако он все-таки дождался, что пальцы Светланы несмело поднялись вверх и коснулись крестика на груди.