Слезы черной вдовы

- Ты правда меня любишь? - с деланной наивностью уточнила Светлана и, сев ближе, снова закинула руки ему на плечи.

Наверное, она просто хотела перевести тему.

- А ты? - Кошкин за талию привлек ее к себе.

- Всем сердцем, - ответила она, прежде чем поцеловать.

В этот раз они ласкали друг друга нежно и медленно, будто заново знакомясь. Уже проваливаясь в сон, Кошкин чувствовал, как Светлана очерчивает кончиком пальца его губы. И тогда она вдруг спросила - может, и не рассчитывая, что он ее слышит:

- А давайте сбежим ото всех, Степан Егорыч? Только вы и я - и никого больше.

- Давайте, - не раздумывая, согласился Кошкин. - Только завтра.

- Завтра уж не то будет… - вздохнула Светлана и опустила голову ему на плечо.

Глава XXXII

Пробуждение было жестоким: голова раскалывалась после выпитого накануне, а бьющие сквозь шторы лучи отравляли желание жить. Но хуже всего то, что Светланы рядом не оказалось.

Осознание это мгновенно прогнало сон, заставило Кошкина сесть в постели и лихорадочно оглядеться. В какой-то момент он и вовсе ужаснулся, что ему лишь привиделся ее визит… Но потом Светлана вошла в спальную, несмело улыбаясь ему, и тотчас все стало легко и просто.

Одеждой она себя не обременяла, лишь накинула на плечи его сорочку, оголяющую ноги - столь длинные и стройные, что Кошкин даже с больной головой почувствовал себя счастливейшим из смертных. Сев к нему на кровать, она со знанием дела рассказывала о пользе огуречного рассола при такого рода недомоганиях, но, за неимением оного, поила Кошкина водою с медом. И кормила тем же медом (принесенным когда-то горничной), макая в него ломти черствого хлеба. Никогда у Кошкина не было завтрака шикарнее.

- Я испугался, когда не увидел тебя поутру, - признался в какой-то момент он. - Решил уж, что ты и впрямь пошла в департамент за этими протоколами.

В том, как Светлана покачала головою, ему почудился укор:

- Я не сделала бы этого в любом случае. Я ведь к тебе приехала, глупый.

Хотелось бы Кошкину в это верить.

Невозможно, но сомнения снова терзали его, и он всерьез пытался выдумать причину - зачем ей быть здесь, кормить его завтраком и говорить все эти слова. И сам же себя ненавидел за то недоверие…

- Ты сказала вчера, что я был прав, и тебя действительно опоили. Выходит, ты знаешь, кто это сделал?

Кошкин отставил миску с медом, давая понять, что им нужно поговорить о деле. Не хотелось ему об этом говорить, так как он до смерти боялся обнаружить то, чего знать не хотел… но и тянуть более нельзя.

Светлана же кивнула на его вопрос и с заминкой ответила:

- Моя сестра. - И подняла на его молящий взгляд.

- Она сама призналась?

- Нет, разумеется, она не признается… но все и без того очевидно. Погоди-ка…

Она сорвалась с места и принялась искать что-то, кажется, свой ридикюль, брошенный где-то в квартире - искала долго. Кошкин успел уж одеться и собрать посуду. Увы, но праздник кончился, и начались будни.

- Вот, погляди. - Она вернулась к нему, держа на ладони белый осколок, в котором Кошкин не сразу узнал кусочек таблетки, - это растолкли и перемешали с травами, которые я пью перед сном. Ты во всем был прав! Ошибся лишь, когда винил мою экономку. Уверяю тебя, это не Василиса.

- Я и не утверждал, что это сделала экономка. Травы ведь хранились в кухне? Мало ли кто мог туда войти. - Морщась от солнечного света, Кошкин придирчиво изучал осколок возле окна. И пробормотал, наконец: - Таблетка… возможно морфий. Обычно он жидкий, в ампулах, но бывает, что продают и так. Главное, что, помимо прочего, он как раз имеет снотворный эффект. Я заберу это.

Светлана, казалось, вовсе не была удивлена.

- Морфий?… Боже, моя сестра и впрямь чудовище, - она с мольбою смотрела на Кошкина. - Но все же она моя сестра. Младшая. Она почти ребенок, она… возможно, поймет когда-нибудь. У тебя ведь тоже есть сестра - что бы ты сделал на моем месте?

Кошкин так и не смог ответить. Взял ее руку в свою и прижал щеке, не зная, как еще помочь. Что и говорить, не хотелось ему представлять себя на ее месте. И, признаться, у него не укладывалось в голове, что одна сестра и впрямь могла отравить другую. И, главное, чего Надя Шелихова хотела тем добиться? Ведь морфий это только сильное успокоительное, которое насылает вдобавок «чудные видения» - и только. Убить, к примеру, им затруднительно: для того морфия нужно принять гораздо больше, чем представляется возможным незаметно подмешать к травам.

Потому он сказал с возросшей внезапно уверенностью:

- Не следует торопиться с выводами.

И - хотя прежде делать этого не собирался - начал рассказывать, как ездил в Мариинский девичий монастырь, как разговаривал с инокиней Магдалиной, и как та поведала ему о визите Нелли.