Слезы Чёрной речки

— Будешь курить? — всякий раз с усмешкой спрашивал Андрея, хотя и знал, что тот никогда в рот не брал зелья.

Так было и на первом привале, когда они вывершили горку за поселком и остановились на небольшой полянке. Возвышенность открыла широкие просторы, вид которых привлекал своей красотой и неповторимостью. Отвернувшись от Лехи, Андрей засмотрелся на знакомые очертания гор.

Рассвет прогнал ночную мглу и уступил дорогу солнцу, встающему из-за далеких мутных гольцов. Первые робкие лучи уже осветили горные пики Московского белка, смело выглядывавшего из-за туполобой макушки Кладей. Наплывы курумов окрасились малиновым цветом, стоящие ниже скалы семи братьев Екатериновского хребта чернели острыми макушками густого пихтача и отдавали леденящим холодом таежного утра. Из глубокого лога, в котором остался Чибижек, доносились звонкая перекличка голосистых петухов и прерывистый шум реки. Отчетливо был слышен равномерный стук топора — кто-то колол дрова по утренней заре. От маленьких, налепленных друг на друга кубиков домов отделялись едва видимые точки: хозяйки собирали в стадо медленно бредущую скотину.

Прерывистый ветер-верховик, все это время дувший в спину, еще радовал вкусным запахом свежеиспеченного хлеба и терпким дымом от печных труб, волновал запахом подрастающей травы, томил душу молодыми листочками трепещущих осин, берез и радовал глаз ритмично покачивающимися ветками пихт, елей и кедров.

Широко открывшийся вид тайги радовал Андрея и придавал сил. Зубчатые горы, синеющие лога и мутноватые, дымчатые дали будто магнитом влекли к себе человеческий взор. Андрей не знал, почему это происходит со всеми, кто хоть когда-то покорил «свою» вершину, взошел на нее и почувствовал не соизмеримое ни с чем девство высоты, свободы, простора и полета.

— Хорошо-то как! — сказал Андрей.

— Хорошо или хороша? — пыхнул дымом самосада в сторону Андрея с хитринкой в голосе Леха.

— Ты это о чем?

— Не о чем, а о ком! — многозначительно кивнув головой на Татьяну, ответил Леха.

— Не понял...

— Что не понял? Чего валенком прикидываешься? Думаешь, не видно, как твои глазки блестят? Да ты посмотри, посмотри. Не скрывай, что Танюху любишь! Все знают, что у вас шуры-муры...

— Кто знает? — дрогнул лицом Андрей и, ожидая ответа, «прилип» глазами к девушке, наблюдая, как она в сопровождении Маши степенно подходила к сидевшим подругам.

Когда она подошла, девчата отодвинулись, предлагая ей место. Татьяна, недолго помедлив, запрокинула голову, поправив качнувшуюся косу, как бы еще раз подчеркнула свою красоту, и, выстрелив сливовыми глазами в сторону Андрея, плавно присела на траву. Руки девушки потянули край юбки, прикрывая оголившиеся колени. Томный вздох усталости вырвался из пухленьких губ, а глаза-молнии вновь выстрелили в парней.

Конечно же Андрей чувствовал, что Татьяна к нему неравнодушна, что между ними что-то происходит. Какая-то невидимая связующая нить, идущая от Татьяны, крепнет и приближает его к девушке. Андрей заметил это уже давно, с начала весны, когда на посиделках в сельском клубе девушка впервые оказала ему явные знаки внимания. На танцах под гармошку девушка шла только с ним, улыбалась только ему. Все ласковые слова предназначались только для него. Все старания многочисленных ухажеров проводить до калитки отвергались, это право предоставлялось только ему. Однако этим правом Андрей ни разу не воспользовался, на что Татьяна качала головой и надувала губы. Но обида девушки была непродолжительной. На следующей вечеринке Таня вновь стремилась к уединению с Андреем.

Андрей понимал, какую цель преследует девушка, поэтому от слов Лехи покраснел, отвернулся в сторону, стараясь пропустить слова друга мимо ушей. Леха подливал масла в огонь:

— Все девки знают, вся деревня знает о вашей любви. Девчата мне все уши прожужжали. Один ты как телок мукаешь. Смотри — упустишь девку. А как хороша! Если шарфиком шею повязать — концы не повиснут, а лягут на груди... Эх! Так и хочется посмотреть, что у нее там под кофточкой!

— Ты это... того... Табакерку-то прикрой да за разговором следи, — почему-то вдруг заревновав, перебил его Андрей.

— Во! Наконец-то признался! — засмеялся Леха и, затянувшись самокруткой, дыхнул громко и шумно, как запарившийся жеребец.

— Ничего! Я тебя на черемше сосватаю, не пожалеешь!..

— Надо будет — без тебя сосватаюсь, — понизил голос Андрей, искоса посмотрев на девчат. — Докурил? Будет! Хватит колодину греть, пошли дальше.

— Как скажешь, командир, — охотно согласился тот и грозно «прорычал» на девчат: — Чего расселись? Поднимайтесь, пошли дальше! Время не ждет.

Но девчата не торопились подчиняться новоявленному командиру. Все знали добродушный, миролюбивый и спокойный характер Алексея. Девчата давно сделали Леху всеобщим козлом отпущения. Он стал объектом шуток, едких домогательств, насмешек, язвительных пересудов. Парень к подобным издевательствам уже давно привык, смирился и не обижался, а на колкости лениво и равнодушно отвечал:

— Пусть говорят, мне не жалко. Язык без костей.