Слезы дракона

— Что-то вроде. Прикидывая, где разместить эту книгу, я открыл первую страницу. Она была пуста, и я предположил, что это какой-то журнал, путевой дневник, которым никто не удосужился воспользоваться, но внезапно, словно чудом, появились эти буквы. В глубине души я понимал, что они новые, что вчера я не делал ничего подобного. — Он перевернул страницу. — Я немедленно перевел эти слова на современный английский, веря, что этот текст на чистой странице — явный знак: я делаю что-то новое.

Приковавшись взглядом к пергаменту, Билли молча прочел эти слова:

Воитель верует в святую помощь света,
чей щедр источник. Но крепки запоры.
И ждут глаза — лучей, замки — ключей,
чтобы проникнуть сквозь покровы мрака.

Драконовым ключом откроются врата
великой истины, и белым станет око,
спасая силой света, обретая
утраченное, одаряя мудростью.

И свет пронзит сердца, воспламеняя души,
и жаркою волной целебного огня
сожжет отбросы грязи с чистой плоти
драконов, рыцарей и дам.

Коварным злом сильны чертоги тьмы.
Томятся пленники, нагие и слепые.
Их укрепит прозреньем и согреет
свет правды, отворив глухие двери.

У Билли заколотилось сердце. Это была та же самая поэма, что появилась в пещере, где он спасался от гибели в потоке. Каким образом слова с переводом одновременно появились в двух местах? Неужели его отец как-то обеспечил ему перевод? Это было бы слишком большим совпадением. Как это вообще могло случиться? Но какое иное может быть объяснение?

Он вытер лоб рукавом рубашки и еще раз тщательно вчитался в эти строки. Когда он в первый раз видел их, они означали не больше чем путь к спасению, но теперь в них звучала новая правда. Теперь они значили гораздо больше.

Он снова прочел второй катрен. Он знал, что турмалин в кулоне и был тем самым ключом, потому что он проложил путь к Приюту Драконов. Тем не менее поэма называлась «Ключ дракона», а не «Ключ этого дракона». Каждый ли турмалин действует подобным образом? Он сжал руку в кулак и посмотрел на свое кольцо. Как он должен пустить его в ход?

Он громко прочел последнюю строфу:

Но свет, что приносит слово правды,
откроет двери, что закрыты и спутаны петлями.

Он ткнул карандашным ластиком в страницу.

— Мы должны найти этот свет, если не хотим оставаться здесь в ловушке.

Реджинальд, сделав длинный выдох, кивнул:

— Согласен. Но как мы найдем его? Я уже обыскал все и вся.

Бонни закрыла брошюру и положила ее на стол.

— А в театре искали?

— Нет, — признал Реджинальд. — Мне сказали, что в театре темно. С чего бы я стал искать там свет?

— Порой свет дает о себе знать в довольно странных местах, — ответил Билли. Он положил ладонь на стол и раздвинул пальцы. — Я слышал, что почти у каждого в городе есть такое кольцо. Почему его нет у вас?

Реджинальд презрительно отмахнулся при виде кольца:

— Глаз дракона — для суеверных людей, а не для ученых. Кроме того, ваш белый, так что он не может быть глазом дракона.

Билли сдернул кольцо, бросил его на стол и медленно отвел руку:

— А какого цвета он сейчас?

— Ну, это какой-то хитрый номер. Красный.

Билли стиснул зубы. Отец всегда был упрям и неуступчив, но сейчас он сопротивлялся, как тысячефунтовый марлин. Как же убедить его? Ум у его отца всегда был острый, как клинок, но, может быть, оказавшись в этих непростых условиях, он купится на блеф? Стоит попытаться.

Билли грохнул кулаком по столу, заставив кольцо подпрыгнуть.

— Вы безнадежны! — Развернувшись на пятках, он стремительно двинулся к выходу. — Идем, Бонни. Может, к нам прислушается кто-то другой!

Бонни кинулась за ним, безуспешно пытаясь его перехватить.

— Но, Билли…

Рванувшись, Реджинальд схватил Билли за руку и притянул его обратно:

— Нет. Вы мне нужны. Если вы уйдете, я… — Он внезапно выпустил его, выпрямился и пригладил свою одежду. — Мне ужасно стыдно. Я вел себя просто недопустимо. — Опустив голову, он снова принялся листать страницы. — Продолжайте. Можете сами выбирать свою судьбу.

Билли вздохнул. Розыгрыш не сработал, но даже в этот краткий момент в нем усилилось чувство, что он имеет дело со своим отцом, — на него нахлынули воспоминания о том решающем утре, которое, казалось, было века назад: сон, как он смотрел в турмалин и видел лицо дракона, тот завтрак из жареной кукурузы, тихая песенка его матери о прошлом и его горячий поцелуй в ее щеку. Почему он помнит так много, а память его отца опустела? Ведь эти образы должны где-то крыться в нем, разве не так?