Слезы Магдалины

– Умница. Я ведь люблю тебя. Очень люблю. И не хочу делать больно, – он притворно-ласков. Изо рта несет гнилью, и зубы желтые. Наверное, он скоро умрет. Тот дед, который жил в Лондоне в соседней комнатушке, тоже очень сильно вонял перед смертью. И зубы были такими же.

Секундное сомнение: может, стоит подождать? И догадка: не умрет. Будет гнить, будет ползать, разваливаясь на части, как сифилитичная проститутка, но от Бетти не отстанет.

Убегать нужно сейчас.

– Вчера ты очень сильно обидела меня. Сказала, что я – не твой отец. Но подумай, если бы я не был твоим отцом, зачем бы я стал возиться с тобой?

Чтобы мучить.

– Я вынужден был тебя наказать. Но это в прошлом... – Пальцы возятся с веревками, тянут, дергают, крутят. Но узлы затянулись, и он начинает злиться. – Сейчас я тебя отпущу, и мы заживем по-прежнему.

Интересно, можно ли убить дьявола?

Он поворачивается спиной. Медленно, словно ждет удара и даже надеется – на один он ответит десятком, сотней, тысячей...

Не плачь, Бетти. Не время сейчас.

Деревянные пальцы соскальзывают с запястий. Жестких. Жестяных. В засохшей крови и бледных лохмотьях кожи. Содрать. Ногтем. Ногти синие.

– Сейчас ты мне расскажешь обо всем, правда, моя дорогая? – У него ногти тоже синие, с желтой каймой, которая светится. Прикосновение отвратительно.

Терпи, Бетти. Радуйся, что он не видит твоего лица.

Пальцы сжимают камень. Тяжелый камень. Кривой, словно окаменевший вороний клюв. Острый. Хватит ли сил? Конечно.

Она поднимается. Руки-ноги на веревочках. Сами двигаются, заставляя тело принимать причудливые позы. Вдох-выдох. Поворот на носочке ноги. Замах. Столкновение. Кость хрустит, брызжет красным.

Каменная плоть граната раскрывается в руках. И глаза гаснут. Падает. Хрипит, тянется.

Уходи, Бетти, уходи.

Только лампу столкни на пол, выпусти лодочку-огонек на темное озеро масла. А сама беги, пока на улице мечется гроза, хлопает крыльями, трясет чернотой из мокрых перьев и отворачивается, не желая становиться свидетельницей.

Хлещет дождь, стонет море. Кричит ветер:

– Убила-убила-убила!

И слизывает с губ соленые капли дьявольской крови.

Дом самозванца возвышался над обрывом, врастая фундаментом в скалистую породу. Кривоватые стены его напоминали черепаший панцирь – неказистый, но крепкий. В узких окнах было черно, а распахнутая дверь хлопала на ветру.