– Вот видишь... – Алена оглянулась на кота, но зверь уже исчез, только из тени донеслось раздраженное шипение.
Дикий совсем.
Она села рядом с водителем, с облегчением подумав, что у «ВАЗов» нет центрального замка и закрыть ее в машине человек, кем бы он ни был, не сможет. Потом высмеяла собственный дурацкий страх и попросила водителя:
– Добрый день. Мне бы в город.
Он кивнул и тронулся с места. Машина медленно поползла по дороге, а Алена принялась рассматривать нового знакомого. Высокий, наверное, вон макушка мало в крышу не упирается. Сидит как-то боком, загораживаясь от нее плечом, словно готов в любой момент выпрыгнуть из машины. Сам светловолосый, лохматый, лица особо не разглядеть. Разве что бледный очень.
И почему молчит? Зря она в машину села. Идиотка. А если это тот самый? Если... попросить остановить? И что дальше? Остаться на пустой дороге между городом и деревней? В преддверии грозы? Небо с каждой минутой становилось все более неуютным, а деревья, выстроившиеся вдоль дороги, шатались, кланялись машине.
Вот дорога полетела с холма, и вдали показался город. Вольготно разлеглась бетонная туша, дышала клубами пара теплостанций, дразнила красными огоньками вышек.
– Вас где высадить? – спросил водитель, не поворачиваясь к Алене. Голос у него был сиплым, простуженным.
Нормальный человек. Случайный. И ничего-то такого не думает. А если и думает, то не станет убивать в городе?
Успокоиться надо. И руки из кармана вытащить, а отвертку, в которую вцепилась, оставить.
Алена назвала адрес, радуясь, что голос ее не дрожит. А когда машина остановилась у Танькиного дома и Алена выбралась наружу, водитель окликнул:
– Погоди. Обронила.
Он протянул конверт, на котором расплывались мокрые пятна грязи.
– Это... это не мое! Не мое!
– Твое, – он с удивительной ловкостью перелез через сиденье и схватил за руку. – Твое. Мне чужого не надо. Бери.
Пальцы-клещи, мокрая бумага. Тухлый взгляд, от которого Алену передернуло.
– И не теряй больше.
Ее отпустили. А машина сорвалась с места, обрызгав напоследок грязью. Алену трясло. Ей хотелось кричать, плакать и напиться. С последним было проще всего.
Конверт она, не раскрывая, швырнула в урну. И запоздало подумала, что зря не посмотрела номер авто.
В квартире Таньки царил бардак. Дверцы шкафов распахнуты, вещи вывалены на пол, перемешаны со старыми газетами, крупами и мукой, которая ровным слоем покрывала дверь перед кухней. На муке виднелись следы туфелек, а из разбитой пятилитровой банки вытекал ручей сока.
– Таня? – Алена остановилась на пороге, не решаясь переступить первый из завалов. – Таня, ты дома?!
Тишина. Бежать. Вызывать милицию. И «Скорую». Или просто на помощь.
Но пока приедут... и ей нужно знать, что с Танькой.
– Танечка, это я! Алена!
Алена перепрыгнула через гору из обуви. Обошла стороной рисовую россыпь, подняла расколовшуюся надвое вазу – Танька привезла ее из Египта и очень любила – и горшок с розой.
– Таня! Ты где?
В квартире что-то звякнуло, лязгнуло и донесся протяжный стон. Алена бросилась на звук.
В зале, на груде шмотья, прижимая к груди осколки гипсовой Венеры – Мишин подарок на годовщину, – сидела Татьяна. Она смотрела в потолок, с которого свисали обрывки проводов, и стонала.
– Танечка, солнышко, ты ранена? Где?
Алена попыталась коснуться, но Татьяна отпрянула, швырнула гипсовой головой и снова завыла. Из глаз ее градом сыпанули слезы, а красные губы скривились обиженной дугой.
– «Скорую» вызвать? Милицию? Танечка, это я, Алена... Таня...
Таня вытянула дрожащую руку, обводя комнату, и снова заскулила.
В комнате, как и в коридоре, царил разгром, и Алена не сразу поняла, что произошло. Люстра исчезла. Телевизор. И плеер. И домашний кинотеатр. И комп – на пыльном столике остался отпечаток клавиатуры. И ноут Танечкин, надо думать, тоже пропал.
– Тебя ограбили?
Танька кивнула и, приняв руку, поднялась.
– М-мишка... с-скотина. Он! У н-него к-ключи. Я з-заснула. С-слышала, как ходят, но... тут что-то... – Танька сунула руку в спутанные волосы. – Как ударили. А очнулась, и тут... это он, я знаю. Подослал дружка...
Шальной взгляд метался по комнате, Танька опустилась на колени, принялась разгребать одежду, не переставая говорить.
– Или ты подослала? Не помню. Как по голове стукнули. Все забрал. Тварь. А говорил, что ничего не надо... мог бы и по-человечески. Я ведь человек, а он со мною вот так. Ничего. Я милицию вызову. Пускай разбираются. Колечки тоже забрал... цепочки... деньги. Как мне жить теперь?
Алена, сев рядом, принялась помогать. Она брала вещь из кучи, складывала и перекладывала в другую кучу. В работе этой не было смысла, но она успокаивала.
– Я к гадалке ходила. Приворожить его хотела. Чтоб вернулся. Я ж его люблю. Сволочь, а люблю. А он со мною так. Скажи, где справедливость? Ведь я же никогда ничего плохого ему... и мог бы нормально... а она говорит, что крепкий приворот наведен. Дорого обойдется. Я бы принесла, а теперь что? Ничего...
– А если это не он? Не Мишка? – осторожно спросила Алена.
– Кто тогда? Дружок твой?