Слезы нильского крокодила

— Я торопилась к Василю и не смотрела в воду, — быстро сказала Рада. — Он лежал там, на верхней палубе, с глубокой раной в груди, — Рада заревела навзрыд и вполне убедительно. Я так и не поняла: она давила на жалость или слезы непроизвольно лились из глаз. — Зося не могла убить Василя намеренно. Это был несчастный случай, — запричитала она. — Простите ее, пожалуйста. Я не перенесу, если ее осудят. Сердце мое разбито. Я потеряла мужа, ребенка, если еще Зосю посадят…

— Зосю действительно жаль, — кивнула Алина, — а вот вас — нет. И вам предстоит предстать перед судом.

— За что? Вы не докажете, что я столкнула Романа в воду. Он сам упал. Свидетелей нет!

— Пусть Роман останется на вашей совести, — разрешила я, в уме просчитав, что доказать причастность Рады к его смерти будет весьма трудно. Если только она сама не признается в совершенном преступлении. Свидетелей действительно нет. — Но Стефанию Степановну Куликову вам никто прощать не собирается. Вы ее хотели отравить, и тем самым избавиться от одного претендента на наследство.

— Какого наследства?

— Умер ваш свекор. Вы об этом прекрасно знали и потому проявили невиданную прыть, женив на себе Василя.

— И дальше что? Василь умер, ничего не получив от отца. А я никакого отношения к Степану не имею.

— Да, но наследство мог бы получить внук или внучка Степана Остапенко. К сожалению, ребенок, как я понимаю, так и не родится. Но вы, естественно, два дня назад не могли об этом знать и явно рассчитывали получить денежки. Тут появляется еще одна наследница, да еще та, которая стоит впереди вашего с Василем ребенка в очереди за деньгами — дочь Степана. Катастрофа! Стефания может отсудить все. Вот тут-то вы и решились ее отправить вслед за братом. Даже когда она в больнице оказалась, вы не успокоились, чаек отравленный передали, — сказала я, ткнув пальцем в небо. И, представляете, попала. На этот раз Рада не стала отнекиваться, только лишь зло посмотрела на нас.

— Кстати, никакая она не дочь Остапенко. Она вас обманула. Так что зря вы на душу грех брали, — раскрыла карты Алина.

Рада закрыла глаза и откинулась на подушку. Ей нечего было возразить.

В палату заглянула соседка:

— Успокоили? Вот и я говорю, что пройдет время, можно еще попробовать родить ребеночка.

Мы с Алиной молча вышли из палаты. Теперь все зависело от нас, вернее, от Степы. Если она напишет заявление в полицию о том, что Рада пыталась ее отравить — сидеть той долго и верно. Но неожиданно Степа отказалась дать делу ход.

— Не хочу. Рада и так достаточно наказана. Сколько смертей. Ночные кошмары до конца жизни ей обеспечены. И дочь она потеряла. Я разговаривала с Зосей, она намерена переехать жить к отцу. Пусть Рада даст обещание не преследовать Оксану, и мы ее отпустим с миром.

— Добрая ты, Степа. Рада — преступница, а ты ее прощаешь, — упрекнула ее Алина.

— У меня другое предложение. Мы здесь люди чужие. Обошлось все — и слава богу. Давайте обо всем расскажем Михаилу Ивановичу и Оксане. Мы свое дело сделали, а там пусть они решают, как поступить им с Радой.

На том и порешили.

— Слушайте, а сколько дней прошло, как мы прилетели в Трускавец? — вдруг заволновалась Степа.

— Три, а что?

— Да как что?! Куликов же меня в Каир на три дня отпустил. По идее, я должна была уже быть дома. Он, наверное, с ног сбился, меня разыскивая.

— Искал бы — давно позвонил, — успокоила ее Алина.

— Так ведь телефон мой у Рады. Господи, а если она ответит и скажет, что я в Трускавце, да еще в реанимации. Он с ума сойдет!

— Не знаю, как Куликов с ума сойдет, а Олег мне точно голову открутит. Он ни за что не поверит в то, что тебе плохо стало в Каире, а в реанимацию мы отвезли тебя почему-то в Трускавце. Он сразу смекнет что к чему.

— Звони Олегу, — потребовала Степа. — И про Петю не забудь спросить.

Я откашлялась, чтобы голос звучал чище и звонче, и набрала номер мужа.

— Олег, привет, — радостно прощебетала я в трубку. — Как дела?

— Нормально, — настороженно ответил он. — Ты где?

— Я? Я в аэропорту.

Алина одобрительно качала головой, мол, врешь складно.

— В Каирском?

— Каирском, — кивнула я так, будто Олег мог меня видеть.

— Вылетаешь домой?

— Да, вылетаю, только не домой. Мы вдруг подумали, что неплохо было бы подлечиться. Степин гастрит разыгрался. Как ты смотришь на то, если мы недельку проведем в Трускавце?

— Как я смотрю? Смотрю, что вы вконец заврались!

— Кто? Мы? Почему? — я не сразу сообразила, что голос мужа слышится не из трубки, а почему-то сзади. Только вытянутое лицо Алины и перепуганные Степины глаза заставили меня обернуться.

В дверном проеме стоял Олег. Из-за спины выглядывал Куликов собственной персоной. Объяснение с нашими супругами предстояло тяжелое.