Слезы пустыни

Когда Мохаммед достаточно подрос, он начал выходить играть на улицу, но почти всегда это заканчивалось слезами. Он приползал обратно, голося: «Этот мальчик, этот мальчик, он меня побил!» Однажды на улице на него напали несколько мальчишек из племени фур. Они отняли его игрушечный самолет, в клочья изорвали одежду и крепко поколотили. Мохаммед пришел домой с лицом, покрытым грязными разводами, и с ног до головы в пыли и царапинах. Полуослепший от слез, он проковылял в ворота.

Бабуля Сумах первой заметила его:

— Мохаммед! Мохаммед! Что случилось? И где твой самолет?

— Мальчишки фур… — хныкал он. — Они меня побили…

— ЧТО? Ты позволил мальчишкам фур побить тебя? Но ты ведь загава — почему ты не дрался с ними?

— Я дрался, — всхлипнул Мохаммед, — а они вчетвером…

Бабуля отлично знала, где живут эти мальчики фур. У их семейства был дом на окраине села. Ни секунды не мешкая, она сграбастала под мышку Мохаммеда, схватила за руку меня, и мы отправились вершить месть. Мальчики фур, завидев нас, захлопнули ворота и удрали в дом. Но бабулю это не остановило. Она принялась колотить в ворота кулаком, требуя, чтобы ей открыли. Когда они отказались, она впала в лютую ярость.

— Выходите! — закричала она. — Выходите и сражайтесь как мужчины, вы, трусливые фур!

Тем не менее мальчики фур предпочли не открывать. Забор был высотой метра в полтора, но бабуля не сочла его препятствием. Она подняла меня и опустила на противоположную сторону. Мне в то время было лет шесть, поэтому я была значительно крупнее, чем эти мальчишки, но увидев, что я одна, они ринулись ко мне. Я молниеносно сбросила крюк с калитки, как раз перед тем, как мальчишка фур попытался задвинуть засов. К этому времени бабуля налегла на калитку плечом, распахнула ее и ворвалась во двор. Глаза ее горели гневом, как угли.

Мальчишки отбежали в дальний угол, где их мать что-то стряпала. Бабуля в неистовой ярости прошагала к ним. Хозяйка попыталась выяснить, что натворили сыновья, и извиниться за них, но бабуля ее проигнорировала. Схватив сразу троих, она принялась колотить их, а я набросилась на четвертого. Не помню, удалось ли нам вернуть игрушки Мо, но бой был славный, и бабуля вышла из него победительницей.

Мой отец неохотно покупал нам новые игрушки, тем более что у Мо их постоянно отнимали. Поэтому нам приходилось самим выдумывать себе развлечения. Моей любимой игрой было преследование отцовского лендровера. Когда утром, пыхтя, машина выезжала за ворота, ей требовалось время, чтобы набрать скорость, и мы успевали запрыгнуть на задний бампер. Кадиджа, Мо и я изо всех сил цеплялись за обтянутую холстиной спинку, с трудом подавляя смешки.

В конце концов кто-нибудь кричал отцу, что он везет гроздь незваных пассажиров. Отец медленно останавливался, выходил, чтобы проверить, в чем дело, и обнаруживал нас, детей, сидящих на бампере. Его это забавляло настолько, что он не сердился и не наказывал нас. Мы бежали домой, а по дороге останавливались, чтобы поиграть «в тень». Я вставала на солнце и изгибалась, изображая какое-либо животное или, например, чайник, а Кадиджа и Мо, глядя на мою тень, должны были угадывать, кто или что это.

Мы делали тряпичных кукол из старой одежды, набитой соломой: скатывали соломенную колбаску и зашивали ее в кусок ткани, придавая форму рук и ног, а потом сшивали из колбасок человеческое тело. Мастеря мужчину, мы использовали свои собственные волосы, и получалась небольшая курчавая голова. Но если это была женщина, мы старались найти что-нибудь более длинное и мягкое, например клочок овечьей шерсти.

На стропилах в бабушкиной хижине всегда висел мешок с нашими волосами. Каждый вечер она расчесывала и смазывала растительным маслом мои волосы, чтобы они всегда оставались блестящими и здоровыми. Она собирала все очески и, когда мешок был полон, закапывала их во дворе. Бабуля всегда предупреждала меня: тебе грозит опасность, если у кого-то имеется клочок твоих волос. Злые факиры могли наложить проклятие на твоего недруга, но чтобы оно сработало, они просили раздобыть волосы этого человека.

Тряпичные куклы нуждались в домах, в которых они могли бы жить, и машинах, на которых они могли бы разъезжать. Их мы мастерили из глины. Мы лепили машину — с крышей, окнами и колесами — и оставляли ее на стропилах хижины прямо над огнем, пока она не запекалась до крепости железа. Еще мы иногда делали хердин — лошадей, чтобы наши тряпичные куклы могли ездить на них. Мы сажали мужчину на спину лошади и вкладывали ему в руку копье, изготовленное из тонкой щепки.

Я лепила боевых лошадок для Мохаммеда, для Кадиджи и для себя, и мы выезжали на них сражаться с другими ребятишками. Один ряд глиняных скакунов с тряпичными воинами стоял лицом к другому, и по приказу начинался бой. «Вперед! В атаку!» — кричали мы, причем боевой клич малыша Мо никогда не звучал так восторженно, как наши с Кадиджой. Всадник с каждой стороны выбирал себе противника. Конечно, глиняные лошадки в конце концов разбивались, и последний воин, оставшийся на коне, объявлялся победителем.