— Да верю. Цвет кожи у него всё-таки от чёрных рабов отличается. Он скорее смуглый, чем чёрный. Мулат. Ну, или квартерон. Когда увидел его, подумал, что вы странно пошутили — к обычному, белому работяге позвали меня, но наврали зачем-то, что он раб. Но я всей ситуации не знаю, что тут у вас творится… Не моё это дело. Я так понял, парень не в курсе, что является вашим сыном?
— Всё верно, он не в курсе, — ответил Джеральд, — так жизнь сложилась. Мой отец не разрешил мне говорить. А потом я сам стыдился. И…
Но мистер Джонсон поспешил прервать его из-за чувства такта, сказав, что необязательно рассказывать ему свою историю. Пусть они решают сами, что будут делать дальше, а ему, доктору, нужно только одно — чтобы кто-то побыл с больным, пока тот не проснётся. Ведь врач был вынужден отпустить ассистента. Но он опасался, что Адриан из-за своего положения и воспитания решит ещё сбежать из господской комнаты. А ему не в коем случае нельзя пока вставать.
Не успели супруги ничего не ответить, как из комнаты вышел Фил. Он от всей души поблагодарил доктора, а потом спросил:
— Скажите, после того как он проснётся, когда сможет отправиться в небольшое путешествие?
— Мне пока сложно вам ответить. Всё зависит от того, как быстро заживут раны. Но я буду рядом и всё проконтролирую. Всё будет хорошо, не беспокойтесь. Худшее позади. А почему вы спрашиваете про путешествие? Планируете уезжать?
— Я собираюсь его забрать. Мне бы хотелось как можно скорее увезти Адриана из этого дома. Подальше от некоторых личностей. Но если поездка не желательна сейчас, то я подожду.
— Да, переезд может навредить ему. Не увозите его, пока совсем не поправится. Тут я есть. И всегда помогу. Каждый день буду приходить. Выходим мы его.
— Как так ты его увезёшь? — опомнился Джеральд. — Я не позволю! Он мой сын!
— Так это и есть те самые «личности»? — улыбнулся доктор. — Вот молодёжь пошла, нигилисты! Что же вы так? У отца сына отнимаете?
— У тирана, — поправил его Фил, — тирана, кровопийцы и живодёра! Вы видели ещё и другие раны? Вот то-то! Он не достоин иметь такого сына, он и ногтя его не стоит!
— Постойте-ка, а вы-то кто ему? С какой стати вы хотите его увезти?
— Я — ему старший кузен! И не позволю двоюродному брату страдать… Он и так много вытерпел. Я его вообще сегодня вырвал, — не поверите! — из пыточной!
— Успокойтесь, молодой человек. Валерьяночки выпейте.
— Фил, Джеральд теперь много что осознал! — вступилась за мужа Конни. — И я, клянусь тебе, не дам Адриана в обиду. Пусть только попробует и пальцем его тронуть! Да, Джерри? — она улыбнулась.
И тот тоже улыбнулся и кивнул.
— Да вы издеваетесь… — прошептал Фил. — Я боюсь за него, я не верю вам… — и лишился чувств.
Конни перепугалась и тут же кинулась к нему. «Фил, милый, что с тобой?!» — воскликнула она. Сев на колени, леди погладила его по щеке, но юноша не ответил, не открыл глаз.
— Отойдите, леди! — доктор сел рядом с ним. — Перенервничал, — улыбнулся он, — бедолага. Так за брата беспокоится. Очень хорошо, что он к нему так привязан. Эй, Филипп, очнитесь!
Пришлось ещё и его нести в ближайшую комнату, чтобы привести там в чувства. Мистер Джонсон и сэр Джеральд подняли его с пола.
— Леди, могу я попросить вас побыть с первым больным? — торопясь, спросил врач у Констанции.
Женщина кивнула, про себя подумав, что так и знала, что придётся этим заниматься ей, а ни родному отцу несчастного, и вошла в комнату. Леди подошла к спящему больному и, обняв столбик кровати, задумчиво взглянула на сына покойной рабыни и своего аристократа-супруга. «Надеюсь, если я сяду в кресло и усну, ничего не страшного не случится» — подумалось ей. Она гнала от себя неприятные мысли, ревность к прошлому своего любимого.
Первым делом, как очнулся, Фил решил отправиться к Адриану, и его еле уговорили ложиться спать, ведь стояла уже глубокая ночь. Джеральд так и не ложился. Бедная Констанция по просьбе доктора сторожила раненого и только дремала в кресле, просыпаясь от каждого шороха. Иногда она подходила к постели юноши. В золотистом сиянии подсвечника, что стоял на прикроватной тумбочке, женщина рассматривала раненного. Лицо его будто бы напряжено, брови чуть сдвинуты: наверное, ему было больно. Леди было странно видеть его тут. «Может, это дурной сон?» — думалось бедняжке, что так неожиданно узнала правду о любимом.
Конни сердилась на Джеральда. Почему она должна проводить так ночь, почти не смыкая глаз, следить за его сыном?! А он в это время будут спать? Она-то не знала, что тот тоже не смыкает глаз. И сердилась на него. Женщина очень устала. День выдался трудным. Утром она была в дороге, только ближе к обеду вернулась домой, потом этот жуткий скандал, который устроил Фил, потом шокирующее признание мужа. Её мир будто бы пошатнулся, будто бы всё перевернулась вверх дном, и уже ничего не останется прежним. «Он и мой раб тоже. Что же я его не продала? — осенило её внезапно. — Сейчас такого бы не было! Все этого дурачка жалела!».