Лучи утреннего солнца попадали сквозь щели между гардинами и оставляли блики на паркете. За окном щебетали птицы. Безмятежность на улице и напряжённость за стенами дома… В комнате тикали часы как будто бы в такт сердца, словно бы отсчитывая шаги на неведомых тропинках судьбы и не оставляя шанса всё исправить. Что же будет дальше? Почему им столько пришлось вытерпеть…? Много лет назад коридоры, комнаты и залы этого дома наполнялись музыкой рояля, когда на нём играл ныне покойный сэр Гарольд… Но почему Констанция вдруг вспомнила о нём? Эта ненависть Джеральда к своему отцу…. Как бы теперь она не передалась и Адриану.
Леди глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. Под предлогом проверить температуру женщина дотронулась до лба юноши (на самом деле просто не знала, как себя вести), а потом под тем же предлогом взяла за руку и обнаружила, что он дрожит.
— Да не бойся ты! — рассмеялась она и даже почему-то умилилась, от чего неожиданно спало напряжение. — Я же говорю, что всё будет хорошо, а ты мне не веришь!
По его красивому лицу соскользнула улыбка. Но, наверное, женщина слишком многого хотела от того, кто всю свою жизнь провёл в рабском положении. Вряд ли он мог так быстро поверить в такое чудо, что к нему, к «собственности», у которой прав меньше, чем у крысы, вдруг отнеслись с таким добром просто так…
«Сказать ему, что ли, всё прямо? — промелькнула у Конни мысль. — И опять всё за Джеральда должна делать я?! Я заставила принять решение, поступить по-человечески, по-христиански, я пошла за врачом, я ждала, пока он очнётся… Нет, уж! Пусть хоть признается сам! Джеральд, ты тряпка!».
Тут до неё дошло, что она до сих пор держит юношу за руку и опустила её. В душу опять нахлынуло волнение. «Бедняжка, — подумала Конни. — Сколько ему пришлось вынести! Конечно, ему сейчас тяжело. Он один… Наверное, думает, что что-то замышляем против него, что не достоин на кровати-то лежать, не то, что слышать доброе слово! Я обещала Джеральду постараться полюбить его, как сына. Что бы я делала, если бы Адриан был моим сыном? Что бы я сказала ему? Как повела бы себя?».
Констанция неуверенно и робко, будто бы рабыней была она, дотронулась до его волос. Он вздрогнул. «Как шуганная собака» — мелькнуло у неё. Женщина погладила его по голове и ласково сказала:
— Радость моя, что бы ни случилось, верь мне. Знаю, учитывая всё, что было раньше, тебе будет сложно это сделать, но прошу тебя, постарайся, прошу ни как госпожа, а как… как, — она хотела сказать «мать», но ей показалось это сейчас неуместным, — очень близкий тебе человек. И прости, если сможешь… Все мы стали жертвами жестоких обстоятельств и… жестокого времени. Пожалуйста, поговори со мной… Как ты себя чувствуешь? У тебя ничего не болит?
— Нет… Вы очень добры… Спасибо…
Адриан хотел быть немногословным и благодарным за всё, боясь рассердить свою хозяйку.
— Солнышко, когда ты поправишься, мы отправимся в небольшое путешествие, — мягко сообщала она, ласково играя с его волосами. — Ты когда-нибудь хотел уехать?
— Я никогда не думал об этом.
— Раны быстро заживут, ведь ты такой молодой. Если, конечно, не будешь делать глупостей, пытаясь встать с кровати, — тут на миг её рука остановилась, потому что Констанция засомневалась, нужно ли было говорить последнюю фразу, но, решив, что вредно не будет предупредить, продолжила играть с его волосами. — И потом сразу же, как ты выздоровеешь, мы уедим отсюда в какое-нибудь красивое место. Джеральд хочет в горы, а я — на море. Лапа, ты любишь море?
— Наверное, хотя я его никогда не видел. Но папа рассказывал, что оно очень красивое. Ему довелось там побывать, когда его брал туда хозяин. Ещё сэр Гарольд.
«Папа тебе ещё не то расскажет!» — подумала Констанция и чуть не засмеялась, мысленно подшучивая над Джеральдом, хотя юноша, не зная настоящего отца, имел в виду Даррена.
— Ну, вот, нас уже двое против па… — она чуть не сказала «папы», но вовремя спохватилась, — паршивых гор! — хотя Конни не считала горы паршивыми, просто это было первым словом, которое пришло ей в голову. — И мы будем с тобой гулять по берегу моря… Да, лапа? — и она обняла его за плечо и чуть прижала к себе, как ребёнка.
Такой вопрос его очень удивил. Тем более это «лапа»… Разумеется, что скажет хозяйка рабу, то он и будет делать…
— Конечно, как вы прикажете…
«Смогу ли я тебя когда-нибудь от этого отучить?» — подумала Констанция. Взять на воспитание уже взрослого человека, который, плюс ко всему, прожил свою жизнь в рабстве — это не то, что сложно, а немыслимо! Вот бы удивились её подружки!
Она глубоко вздохнула, ещё раз погладила его по голове и села на край кровати ему в ноги. Констанция взглянула на пасынка. Красавец! Что тут говорить? Эх, повезло же всё-таки её тряпке-мужу (нет-нет, он не всегда был тряпкой…! Хорошо-хорошо… не во всех жизненных ситуациях, а только в некоторых, критических и сложных!). Конни улыбнулась Адриану:
— Красавец ты у нас писаный! — чем заставила его застесняться. — Отдыхай! Я скоро вернусь!