В мудром писании начальника почт Багдадского халифа, — читала она, — в «Книге путей и государств» говорится: «…что же касается купцов русских, — они же суть племя из славян, — они вывозят меха выдр, меха черных лисиц и мечи из дальнейших конов Славонии к Румскому морю, и царь Рума берет с них десятину. А если желают, то ходят на кораблях по реке Славонии, проходят по заливу хазарской столицы, где властелин не берет с них десятину. Затем они ходят к морю Джурджана и выходят на любой их берег; иногда они привозят свои товары на верблюдах в Багдад…»
В сад закрадывалась ночь. Жара уступала прохладе, глохли дневные звуки. Над Мервом зажигались крупные, сочные звезды. Затихли базары, смолкли улицы. Ветром ко дворцу тянуло дым от очагов и тамдыров. На крепостных стенах дворца менялась стража. А в это время в библиотеку внесли большой светильник и вставили его в проем, сделанный в стене. Из дальнего угла двора, от водоема донесся лай волкодавов, охраняющих сад. Свирепый, настороженный лай, И Санджар как бы вдруг очнулся. Умные, строгие глаза с затаенной внимательностью вглядывались в Аджап. Он встал. Прошелся по комнате и долго раскуривал чилим.
— Румский хан был глуп и труслив, как шакал. Вместо своих мехов и выдр они привезли ему позор, который никогда не стереть с Константинополя. Разве потом не они повесили на воротах Константинополя свой щит?! Разве не римские стратеги говорят, что главное против хитрости славян — конница и легковооруженная пехота, большое количество стрел и копий? — султан глубоко затянулся дымом. — Вот что надо было готовить византийскому императору против неверных с севера. А не покупать у них меха, обогащая своих же врагов… У нас дела лучше, мы имеем отличную конницу. Мои славные огузы могут догнать и разбить любого врага. Да накажет аллах меня, если не я помог иноверцам повесить щит на воротах славного Мерва!
От фонтана потянуло прохладой. Политые заботливой рукой садовника розы под окном заполнили комнату тонким ароматом. На женской половине дворца заиграла флейта и нежные, детские голоса затянули протяжную песню
За пышными шелковицами не видно было ворот гарема, но слышался настойчивый стук молоточка у ворот. Из окна можно было заметить, как кравчий Анвар, стоя на стене возле каменной башни с глазницами, задумчиво слу-шал песню с детским напевом.
Был поблизости и безбородый садовник — кара-китан. Поджав под себя перерубленную ступню, он замер, прислушиваясь к упоительному пению из-за высокого забора И только сердце Санджара не тронули нежные напевы. Властитель хмуро смотрел в черное отверстие окна и ду-мал о своем: «Вчера решено снова идти на Самарканд, в котором когда-то он видел свою поддержку. Но кто твердо скажет, что завтра ему не ударят в спину из Балха, Герата или Нишапура?.. Злоба на него бушует во всех эмиратах. Искры гнева часто долетают до дворца. Что делать? Надо найти силы, собраться и ударить с полной мощью, снова доказать всем, что он еще владыка, что его властная рука может покарать даже таких близких ему, как правитель Кумач!.. А тут эта дерзкая девчонка, которой он боится смотреть в глаза, — так они чисты, отзывчивы и преданны. Интересно, почему она ничего не ответила на слова о румийцах? Ах, если бы не эти два голубых мотылька! Нет, пусть она не считает, что молчанием она одержала победу. Мы сумеем ответить на это».
— Эй, кто там есть!.. — неожиданно позвал он.
— Передайте начальнику охраны, чтобы он наказал этого стражника у каменной башни! Воин должен нести службу, а не развешивать уши и слушать песни красоток… А садовника загнать в конюшню, чтоб не заглядывался на гарем. Откусивший яблоко, познав его сладость, захочет съесть весь плод.
Слуги выбежали из библиотеки и за ее окнами раздался жалобный крик Анвара. Тугая плеть стражников уже гуляла по его ребристой спине.
Старик-библиотекарь вытер слезу на покрасневших глазах.
— Повелитель, жизнь старается продлить жизнь, и этого никто не в силах остановить, — заговорил хранитель книг.
— Я знаю, цветы становятся красивыми не для того, чтобы их нюхали. Цвет нужен, чтобы его увидела издалека пчела и опылила. Я не хочу нарушать законы, данные аллахом. Но если пчела нарушает законы, которые утвердили мои пророки, я буду жестоко расправляться с каждым, кто оскорбит их святую память.
— Мы много говорим о любви, иногда играя этим словом и забывая о истинной сути. Основа жизни — сохранение бытия. И какими бы способами общество ни пыталось изменять эти законы, жизнь во власти этих законов. Ты можешь уничтожить садовника. Но ты бессилен заставить его относиться к прекрасному не так, как подсказал ему при рождении аллах. Не лучше ли решить законы о семье и браке в других формах?..