Слезы Турана

— И твоего сердца тоже. Знай же, любимец народа, тебя все уважают, а зависть визиря вызывает презрение. Море его черных замыслов бушует, его бесит предрасположение султана ко мне. Но я приехал, чтобы найти у тебя поддержку.

— Будь мужчиною, — ответил Кумач. — Кровь смывается кровью. Иди!

Когда Каймаз вышел из беседки, самодовольный Кумач сбросил парчовый халат и с наслаждением вытянул свое крепкое, статное тело. Из сада ветерок донес сладостный аромат цветущих роз и какие-то заманчивые шорохи. Аллах знает, почему, вспомнилось Кумачу в эту минуту услышанное от купцов: «Балх считают обителью счастья, источником радости на земле. Через него идут дороги в Индию, Китай». — Кумач отпил из ритона глоток вина. Припомнилось изречение из книги: «У жителей Балха благородство мыслей, усердие в исполнении обязанностей…»

Эмир потянулся, почесал за ухом ручного, избалованного барса, и поправил на животе ковровый пояс. Широкая, вымощенная квадратным кирпичом аллея привела его в любимую беседку. Отсюда был виден весь дворец, его высокие, крепкие стены. Внизу лежал город.

Неожиданно барс зарычал, натягивая серебряную цепочку. Из тени сросшихся кустов жасмина вышел садовник. В руках у него ярко горел большой букет любимых цветов эмира — нарциссы. Лепестки, обрызганные ключевой водой, радужно играли жемчужинками росы. Эмир жадно вдыхал пьянящий аромат цветов и думал… Он думал о том, чего никогда не доверял другим. А чтобы садовник не проник в тайну его замыслов, Кумач сказал:

— Хотелось бы услышать и узнать что-нибудь редкое, интересное о цветах, принадлежащих нашему дворцу.

Садовник оторвал голову от ковра и задумался.

— Осмелюсь сказать, что цветы принадлежат только… земле и солнцу. И красоте мира. А еще я слышал от деда… Осмелюсь рассказать, мой повелитель. Эту историю дед мой слышал от своего прадеда. Говорят, жил на земле ру-мийцев когда-то красивый юноша.

Эмир встал и долго смотрел на мечеть. В заунывном голосе старика было что-то от его настроения — раздумчивое, немножко тяжелое, требующее душевного излияния.

— Однажды, — продолжал старик, — этот юноша увидел свое отражение в воде и влюбился в себя. И с тех пор бедняга стал сохнуть. Долго страдал и умер от любви к себе. А когда пришла весна, гурии посадили на его могиле цветок, который назвали именем юноши — нарциссом.

Кумач резко повернулся, подошел к садовнику и, подняв его сильными руками с ковра, пристально посмотрел в глаза: они были честными и бесстрашными.

— Я дарю тебе эти цветы. Уходи.

Кумач, оставшись один, вдруг подумал вслух:

— Так вот почему ты не попал в связанного верблюда, султан Санджар! — эмир с силой надавил ногой на розовый лепесток, не заметив, как рука сжала ухо присмиревшего барса. От боли зверь рванулся, взвизгнул и замер. Кумач посмотрел на пятнистое, сильное тело, вздрогнув, увидел в маленьких зеленых глазах хищника смерть. Стоило только отпустить зверя, и барс отомстил бы! Рука Кумача стала нежно чесать за ушами, и шерсть на длинной шее барса потихоньку улеглась. Обманутый зверь ласково вильнул хвостом и улегся у ног хозяина. Это было хорошим предзнаменованием.

— Значит, пора!.. Зверь у моих ног. Цветок самовлюбленности. — Эмир Кумач зло улыбнулся и заскрипел зубами.

Широким бодрым шагом, говорившим о том, что эмир принял окончательное решение, Кумач прошел открытые террасы, украшенные сирийскими мастерами, миновал малый зал дворца, где художник-китаец разрисовывал потолок яркими цветами, а когда оказался в своих отдаленных покоях, громко хлопнул в ладоши. В двери показался горбун.

— Зови! — повелительно кивнул эмир.

В комнату, звеня оружием, вошел воин. Он почтительно остановился у дверей и наклонил голову. Его правая рука висела на широкой черной повязке:

— Клянусь, что буду говорить правду: еще месяц назад огузы должны были сдать на кухню султана семь тысяч овец. Я говорил об этом бекам. И вот результат: принимая от огузов овец, сборщики вели себя грубо, подло… Боюсь вымолвить — убит твой сын, достойнейший!

Пышные усы эмира дрогнули. Он судорожно выпрямился, сжал кулаки и страшно побледнел.

— Что слышат мои уши? — воскликнул Кумач.

— Посланцы огузов прибыли сюда и ждут приема у великого султана По всему видно — они будут жаловаться на тебя, высочайший.

— Поздно! Уже поздно. Когда правят государством люди, пришедшие к власти не с мечом, а с мелкой душонкой, то потом у них от большой тяжести подгибаются ноги. Великий Рим пал из-за того, что жители его… привыкли долго спать. И даже когда у ворот был враг, римляне поднялись поздно, как это привыкли делать много десятков лет подряд.

— Если верить фирману, то ваша милость урезала их земли, — продолжал мамлюк.

— История показывает, что даже могучее государство Искандера-двурогого развалилось, как только он умер; и все с облегчением поняли, что после ухода властителя им не грозит страх смерти. Страх!.. И я построю свое государство на страхе… Это крепкая узда.