Слияние истерзанных сердец

– А ты разве не знала? Да, Томазина. Мой мальчик уже давно живет один. Правда, у него есть прелестная дочурка. Ты любишь детей? Иокаста – добрая девочка.

– Мне мало доводилось с ними бывать. Правда, в Лондоне была одна двенадцатилетняя девочка.

Томазина сама удивилась, ощутив, что соскучилась по Джоанне. Обожание, которым она ее постоянно одаривала, теперь с тоской вспоминалось Томазине, неприветливо встреченной в Кэтшолме.

– Странно, что никто не сказал тебе об Элис.

Марджори сорвала травинку и бездумно высыпала семена на пол.

– Миссис Раундли все время в своей комнате, а Констанс меня не замечает, Вербурга, на которую я очень рассчитывала, – ведь она помогала моей матери, – как-то странно смотрит на меня и побыстрее убегает.

– А Ник?

Томазина не знала, что и сказать. Марджори набрала полный кулак семян фенхеля и стала по одному брать их в рот.

– Девочка, не позволяй ему отпихивать тебя. У Ника доброе сердце и он хороший работник, но сейчас он что-то не то забрал себе в голову. Впрочем, если встаешь в четыре…

– Накормить скотину, вычистить конюшню и позаботиться об упряжи?

Марджори фыркнула.

– И это было. Он часто вспоминает о том времени с печалью. Он родился йоменом, а из него сделали джентльмена.

Томазина опять не знала, что сказать. Она не видела причин смотреть сверху вниз на йомена. Деревенские, если не работали в Кэтшолме, трудились на своих полях с семи часов до обеда, а потом до ужина. В восемь часов ложились спать – часа на два раньше джентри.[4] Неужели после тяжелой работы им не хотелось помечтать? Томазина даже позавидовала им.

– Пойду, – сказала она и посмотрела на дверь в кухню.

– Не надо. Ты здесь гостья, а там хватает рук.

– Не могу бездельничать. Кому-то ведь нужна помощь.

Неожиданно до них донесся голос Ника Кэрриера:

– Болтовня – еще не работа.

Томазина посмотрела на него, ничуть не обиженная его словами.

– Цитируешь Сенеку? – Она была рада, что мать учила ее, вот и пригодилось. – «Ничего нет определеннее того, что зла, коим чревато безделье, можно избежать благодаря упорному труду».

– Если тебе нужна тяжелая работа, могу предложить место вязальщицы снопов.

– Я не умею этого делать.

– Ничего сложного. Идешь за жнецом и вяжешь колосья в снопы. Одна вязальщица у нас обслуживает четырех жнецов. Лучшие убирают до двух акров[5] в день.

Марджори сердито запыхтела и поднялась со скамьи.

– Не шути над девчонкой, Ник Кэрриер. Она всего лишь хотела быть полезной. – Улыбнувшись Томазине, она махнула рукой. – Думаю, тебе найдется дело и в кладовой. Миссис Раундли что-то не видно.

– Я не разбираюсь в травах, – сказала Томазина.

Она вскочила со скамьи, но не подошла к Нику и его матери, которые смотрели на нее, не веря своим ушам, а направилась к изгороди, правда, почти сразу остановилась, вдохнув аромат трав, с помощью которых можно бороться с любым ядом.

– Но Лавиния…

Марджори смутилась, и в то же время ее глаза зажглись любопытством.

– Я не разбираюсь в травах, – повторила Томазина, с отвращением глядя на цветы, которые даже она знала, как применить. Куст был высоким, почти до пояса, и белел на фоне темной изгороди. Она медленно повернулась, чтобы увидеть сомнение в глазах Ника. – Не путайте меня с моей матерью. Я совсем не такая.

Он опустил голову.

– Не мое дело искать тебе работу, – сказал ей Ник, – разве только миссис Раундли решит, что ты здесь не гостья, а служанка.

Томазина выпалила, не подумав:

– Она здесь хозяйка, да? По правде говоря, я этого не заметила!

– Тебе требуются доказательства?

– Должна же она иногда показываться людям! Она что, следит за тем, как пекут хлеб или варят пиво? Может быть, присматривает, как делают свечи?

– Ты позволяешь себе резкие замечания…

– Я не слепая и не глухая! Всем занимается Ник Кэрриер… если в его дела не вмешивается господин Ричард Лэтам.

Томазина совсем забыла о Марджори и смотрела прямо в глаза Ника. Он тоже не сводил с нее глаз.

Томазина почувствовала, как румянец заливает ей щеки, и отвернулась. Что бы это значило? Ник очень красив, но ясно, как день, что он ее терпеть не может.

Ник же сделал вид, что ему наплевать на Томазину.

– Я слышал, матушка, что вы закончили. Пообедаете со мной?

– Если хочешь, и если с нами пообедает Томазина.

– Если мисс Стрэнджейс гостья, а я должен признать это, то она будет обедать с хозяевами.

Марджори тяжело вздохнула и повернулась спиной к сыну.

– Я его таким грубым не воспитывала. Прости его, Томазина, ради меня.

– Не стоит вам из-за меня ссориться.

Марджори спрятала улыбку.

– Когда Фрэнсис Раундли и ее дочь, а также Ричард Лэтам с братом обедают в большой зале, а Ник и юный Генри Редих, секретарь Ричарда Лэтама, занимают гостиную. Все остальные – служанки, конюхи, садовники – едят в кухне.

– Я тоже пообедаю в кухне.

– Твоя мать садилась за стол вместе с хозяевами, – сказал Ник.

– Почему? Она ведь была всего-навсего гувернанткой.

– Иди в залу, Томазина. По крайней мере сегодня твое место там. Майлс Лэтам с удовольствием тебя проводит.

Ник как-то странно произнес последнюю фразу, и даже выражение его лица изменилось. Томазина нахмурилась.