Слияние истерзанных сердец

Марджори вздохнула, глядя, как Ник идет по лестнице наверх в свою спальню. Не имело смысла ему что-нибудь втолковывать – по крайней мере, когда он так упрямо выпячивает подбородок.

Спать ей не хотелось. Она достала кружку, налила себе эля и взяла хлеба. Ник заронил ей в душу сомнение.

В том, что Лавиния Стрэнджейс начала делать в Гордичском лесу, не было ничего дурного. Даже Марджори с удовольствием участвовала в тогдашних сборищах, но потом благоразумие все-таки взяло в ней верх. То одно менялось, то другое, потом Элис… А вскоре и сама Лавиния чуть не погибла и уехала.

Она опять вздохнула и присела к очагу. Она всегда знала, что ничто не кончится с отъездом Лавинии в Лондон. Стоит только чему-нибудь начаться, потом попробуй останови… Ей даже не хотелось думать о том, что сейчас творится в Гордичском лесу.

А в Кэтшолме муки Томазины вылились в ночной кошмар. Не зная, что в изножии стоит и наблюдает за ней темная фигура, она крутилась и вертелась, бормоча что-то в испуге, как это было много лет назад в соседней комнате.

…Девочка проснулась от приглушенных голосов. Кто-то ссорился. Она была больна, и горячка еще изводила ее, но ей вдруг стало так страшно, что она вскочила с кровати и открыла дверь.

На балконе, не подозревая о ее присутствии, два человека угрожали друг другу. Томазина не разбирала слов, но в одной из фигур узнала свою мать и поняла, что говорившие не испытывают друг к другу добрых чувств.

Больше никто не жил в южном крыле, и некому было помочь матери, когда собеседник взмахнул рукой и столкнул ее вниз.

Лавиния закричала.

Томазина тоже.

Во сне она видела, как подбежала к перилам и посмотрела во двор. Мать лежала неподвижно, и девочка подумала, что она умерла. Ноги у нее были неестественно подвернуты, и по камням растекалась кровь.

Не в силах сделать ни шагу, Томазина посмотрела на того, кто столкнул ее мать. Он вышел из тени, приблизился к ней, и она сквозь слезы смотрела туда, где должно было быть его лицо.

Вместо него она увидела маску Смерти…

Сдержав крик, Томазина проснулась вся в поту. На мгновение ей показалось, что Смерть преследует ее наяву.

В изножье ее кровати кто-то шевельнулся и пересек узкую полосу лунного света, льющегося в открытое окно.

Тень исчезла, словно ее не было.

«Мне все привиделось, – убеждала себя Томазина. – Никого не было. И никто еще не умирал от ночных кошмаров».

Однако легче ей не стало, тем более что она вспомнила, что закрыла окно, прежде чем лечь в постель.

Ричард Лэтам рвал и метал, когда по его приглашению на другой день Фрэнси Раундли вошла большую залу.

– Почему ты не начала украшать дом?!

– Еще много времени.

– Всего пять дней! А я хочу, чтобы были гирлянды, цветы, свежие половики.

Фрэнси промолчала. Она устала от его придирок. Лэтам подошел к ней и ухватил ее двумя пальцами за подбородок – так, что она поморщилась от боли.

– Ревнуешь, милочка? Неужели ты такая дура, что думала, будто я женюсь на тебе? Вместе с Констанс я получу все владения Раундли и Блэкбернов.

– Пока я жива, ты не получишь ничего из владений Блэкбернов. И не получишь мою вдовью треть владений Раундли.

– Правильно. Подумай об этом, Фрэнси. И веди себя хорошо.

– Ты меня убьешь, Ричард?

– Зачем? Я вполне справлюсь с тобой в постели.

Он прищурился и еще сильнее сжал пальцы, прежде чем отпустить ее.

– Я отдалась тебе по любви.

– А своему новому любовнику? Почему ты легла с ним?

Она отпрянула, изумившись и не зная, что ответить.

Поняв, что она ничего не отрицает, он разозлился еще больше.

– С кем ты меня обманываешь, Фрэнси? С моим братом? Или с занудой Ником Кэрриером? Или нашла себе какого-нибудь крестьянина?

– Ни с кем, Ричард. Никого у меня нет, кроме тебя.

Она хотела прижаться к нему, но он оттолкнул ее.

– С кем, Фрэнси? Клянусь, это управляющий! Ты всю жизнь знаешь Ника Кэрриера и ведешь себя с ним как с равным. Ты даже разрешила ему звать тебя по имени! Вполне логично думать, что ты зашла и дальше.

– Говорю тебе, только ты один имеешь право на мою постель!

Горделиво выпрямившись, она выдержала его взгляд, и он подумал: «Чем черт не шутит, может, эта дура и не обманывает». Он улыбнулся и крепко прижал ее к себе.

– Не бойся. Когда я женюсь, я тебя не оставлю. Но ты должна устроить самую пышную свадьбу, какой еще не было в нашем графстве. Ты меня понимаешь?

– О да! Отлично понимаю.

Уверившись, что она все сделает как надо, лишь бы он бывал иногда в ее постели и даровал ей долгую жизнь, он улыбнулся: «Придется потерпеть несколько месяцев, а потом… несчастный случай».

– Пойдем в кроватку, радость моя.

Возбужденный неожиданно пришедшей ему на ум идеей убийства, он повел Фрэнси из большой залы, жалея о том, что не сможет одновременно заняться и Констанс. С ней не разделаешься раньше, чем года через два.

Томазина вся дрожала, глядя, как они идут вместе, а им и в голову не приходило, что кто-то слышал, как они ссорились.