— Зачем он вам понадобился?
— Я чувствую, что ты сейчас расскажешь целую историю, и мне бы хотелось выпить немного кофе…— О нет! — запротестовала План-Крепен. — Если мы выпьем кофе, то не сомкнем глаз до завтрашнего вечера… а я ужасно хочу спать! — призналась она, бессильно опустившись в кресло.
— В любом случае эта история не будет долгой. Когда эрцгерцогиня Мария-Антуанетта прибыла из Вены на свадьбу с дофином, сердцем и душой Людовика XV владела графиня Дюбарри. Она была всемогущей, но в Версале ее поддерживали далеко не все. Некоторые принцы, многие представители высшей знати видели в ней врага и с радостью встретили маленькую принцессу, которая, естественно, стала их знаменем…
— Я не слишком сильна в истории, но об этом знаю, — проворчала маркиза. — Раз ты отказываешь мне в чашечке кофе, будь краток!
— Слушаюсь! Дюбарри была очень неглупа и поняла, что ей следует привлечь на свою сторону супругу дофина Людовика. Когда ее ювелир принес две изумительные и не отличимые друг друга алмазные «слезы», она подумала, что средство найдено. И приказала сделать из них пару сережек, которые затем послала Марии-Антуанетте, присовокупив очень любезное письмо. Ей казалось, что этот ее подарок примирит их.
— И ты утверждаешь, что она была неглупа? Нужно быть полной идиоткой, чтобы вообразить, будто супруга дофина бросится ей на шею! Полагаю, Мария-Антуанетта отослала их обратно?
— Да, но с большим сожалением. Пара была такой красивой, что она не устояла. И призвала своего ювелира Бемера, сказав ему, что ей понравились «слезы», но только «пуговки», на которых они висят, ее не устраивают: их надо заменить другими камнями, чтобы придворные отчетливо видели разницу. Так и было сделано. Королева часто носила серьги — особенно когда в ее волосах сверкал бриллиант «Санси»[39]
. Ей очень хотелось показаться в этих серьгах в Монмеди, но они туда так и не попали.— Куда же они делись? — спросила Мари-Анжелин, которая зачарованно слушала.
— А вот этого никто не знает. Известно только, что парикмахер Леонар, которому Шуазель вручил одну из шкатулок с драгоценностями, передал ее маркизу де Буйе, который был в то время комендантом крепости Стене. Леонар направился к границе, а Буйе поручил своему адъютанту охранять шкатулку. Этот офицер ночью был убит, и с тех пор никто не знает, чем закончилась история с алмазными «слезами»… Вот и все, тетя Амели, теперь вам известно столько же, сколько мне. А сейчас я пойду спать. Дражайший комиссар вызвал нас завтра в полицейский участок к одиннадцати часам…
На следующий день пятеро мужчин вошли в кабинет Лемерсье. У всех были мрачные лица — в полном согласии с отвратительной погодой. Дождь, взявший передышку на рассвете, стал хлестать с новой силой, и принес его ледяной ветер с севера, проникавший сквозь двери и окна, слишком старые и оттого неплотные. Руки и ноги застывали так же быстро, как и в разгар зимы.
Едва кивнув в знак приветствия, комиссар предложил им сесть в кресла, расставленные полукругом перед его столом. Было ясно, что со вчерашнего вечера настроение его ничуть не улучшилось, и все заняли свои места в полном молчании. Затем генерал, пользуясь привилегией возраста и личного знакомства с Лемерсье, произвел первый выстрел:
— Вы не могли бы сказать, чего ожидаете от нас, комиссар? Напоминаю вам, что наступил третий день…
— Уж не думаете ли вы, что я забыл об этом? А ожидаю я от вас, что вы подскажете мне, как выбраться из ловушки, в которой мы оказались.
— Почему «мы»? — возразил Мальдан. — Я всегда считал, что раскрытие преступлений — это дело полиции.
— Для этого нужно, чтобы полиция обладала необходимыми сведениями. Сведения же эти в ваших руках, поскольку именно вы организовали эту выставку, источник всех наших бед…
— Сначала скажите нам, — попросил Морозини, — сообщил ли наш шантажист, где и когда мы должны передать ему подлинную «слезу», при условии, что мы ее раздобудем?
— Этого я пока не знаю. Он собирается уведомить меня в «подходящее время». Несомненно, в самый последний момент, чтобы мы не смогли расставить там своих людей… во всяком случае, как-то затруднить процесс передачи. Как бы там ни было, «слезы» у нас все равно нет, так зачем об этом спрашивать?
— Мы могли бы сделать вид, что она у нас есть. Мысль эта принадлежит не мне, а мадемуазель дю План-Крепен, я лишь скромный посредник. Она полагает, что фальшивую драгоценность, которую нам вернули, следует поместить в красивую коробочку и согласиться на встречу… Конечно же, шантажист потребует, чтобы никаких полицейских поблизости не было, и тогда в дело можем вступить мы, все здесь присутствующие, а в резерве у нас будут ваши люди. В общем, кузина моя полагает, что таким образом есть шанс вступить в контакт с этим негодяем или с его подручными, если таковые имеются.
— Да, подручные у него есть! Мне сообщили из лаборатории, что мы имеем дело не с одним убийцей, а с тремя…
— Что вы хотите сказать? — спросил Кроуфорд.