Слёзы Марии-Антуанетты

Маркиза де Соммьер, как всегда блистательная, появилась под руку с племянником. Ее длинное кремовое платье с белыми кружевами «шантильи»[71] и коротким атласным шлейфом привело в восторг всех присутствующих. Привычный стоячий воротник на каркасе из китового уса она заменила широким ожерельем— «ошейником» из длинных алмазных подвесок в тон к серьгам. Множество тоненьких алмазных браслетов посверкивало на кружевном отвороте ее правого рукава, а на левой руке не было других украшений, кроме обручального кольца и перстня с великолепным камнем голубоватого цвета в окружении двух поменьше. Альдо с изумлением обнаружил его перед самым уходом из гостиницы, когда накрывал ей плечи шарфом, а она натягивала перчатки.

— Я никогда не видел у вас эту драгоценность. Откуда она у вас?

— Я достала ее из своего сейфа, где она пролежала с момента твоей свадьбы. Ты по понятной причине ее тогда не заметил, поскольку смотрел только на Лизу, что вполне естественно.

— Но это же…

Привычным жестом Альдо потянулся за своей карманной ювелирной лупой, но тетушка остановила его:

— Не трать времени! Камень называется «Мазарини», и его носила Мария-Антуанетта. Именно это украшение я выбрала для сегодняшнего вечера. Мне показалось, что этому перстню будет приятно вновь ощутить атмосферу Версаля!

— Почему вы никогда о нем не говорили?

— Потому что не считала нужным! Теперь ты знаешь это, и я добавлю, что камень предназначается Лизе, как и большая часть моих украшений.

— Но это невозможно! У вас есть своя семья!

— У меня был сын, которого я видела очень редко, потому что его жена предпочитала жить в Испании, своей родной стране. Она вышла замуж во второй раз, и у меня нет других внуков, кроме твоих детей.

— И вы никогда мне об этом не рассказывали! Я знал, что вы не встречаетесь с сыном… и не любите говорить о нем, но не подозревал…

— Я хотела, чтобы так и было. Он отказался от Франции ради женщины, которая терпеть меня не могла. План-Крепен раз и навсегда получила приказ не затрагивать эту тему. Ну что, мы идем?

И они направились к выходу, но когда старая дама взяла его под руку, он нежно накрыл ее ладонь своей, а она ответила ему признательной улыбкой. Прямо держа голову в короне серебристых волос, она выглядела как королева — впрочем, для Альдо она всегда была королевой. Сегодня вечером он ощутил прилив гордости, услышав лестный шепот при их появлении. Маркизу сразу же окружили, хотя она предпочитала не бывать в большом парижском свете. Но эта великая путешественница, которую принимали во множестве дворцов по всему свету, обладала невероятным количеством родственников и во Франции, и за границей. Ей и Альдо отвели места на центральной трибуне, среди видных должностных лиц, министров и послов, тогда как Адальбер и Мари-Анжелин оказались слева вместе с некоторыми членами комитета, другие же сидели справа, что позволяло присутствующим, благодаря изгибу озера, видеть друг друга.

План-Крепен в изысканном муаровом платье, который презентовала ей маркиза, была этим вечером наверху блаженства. К тому же она провела долгие часы в обществе парикмахера и маникюрши отеля. Искусный шиньон, легкий макияж, жемчужное ожерелье — еще один дар маркизы — совершенно преобразили ее, и Адальбер сделал ей комплимент:

— Альдо прав, говоря, что вам нужно проявлять больше кокетства.

— Ну, в повседневной жизни это не обязательно, свобода движений для меня дороже. События столь долгого дня меня не пощадили, к тому же я чувствую себя словно на насесте, — сказала она, показав на свои лодочки с высокими каблуками. — В любом случае я никого не смогу ошеломить красотой, как вон та дама, — добавила она, обежав взглядом трибуны, и взгляд ее задержался не на официозной центральной, а на правой, расположенной напротив. — Посмотрите на соседку Жиля Вобрена.

— Вы говорите о леди Леоноре? Ну, это не новость, — рассеянно отозвался Адальбер, занятый изучением программы.

— Я имела в виду вовсе не ее. А ту, что сидит слева от него, с которой он сейчас разговаривает. Она просто великолепна, но я ее не знаю.

Адальбер поднял глаза, и брови его тут же поползли вверх.

— Вот это сюрприз!

— Вы с ней знакомы?

— Еще бы! Мы с Альдо гостили у нее в Ньюпорте. Он никогда не рассказывал вам о Полине Белмонт? Я хочу сказать, о баронессе фон Этценберг?

— Белмонты — это те самые люди, что возвели для себя копию французского замка? Кажется, за образец они взяли Мезон-Лафит!

— Именно так! Они очаровательны. Брат, Джон-Огастес, настоящий феномен: он коллекционирует парусники и купальные костюмы. Ныряет в океан трижды в день, а жена его тем временем танцует или играет на банджо. А Полина — скульптор.

— Да, Альдо в самом деле рассказывал нам о ней… Но никогда не говорил, что она так ослепительна!

— Наверное, не заметил, — буркнул Адальбер, отчетливо сознавая всю нелепость своего ответа.