Слёзы мира и еврейская духовность (философская месса)

До сих пор не привлек к себе внимание тот факт, что весьма большое число теоретиков русского сионизма были так или иначе связаны с городом Одессой, – таковы: М. -Л. Лилиенблюм, Л. Пинскер, П. Смоленскин, А. Кауфман, М. Мойхер-Сфорим, Х. -Н. Бялик, И. Клаузнер, И. Равницкий, З. Жаботинский. Отвлекаясь от случайного стечения обстоятельств, этот факт связывается с тем, что на момент зарождения русского сионистского движения, Одесса представлялась столицей еврейского просвещения и образования в Российской империи. Ш. Авинери писал по этому поводу: «В атмосфере этого молодого города, вне давящих рамок традиционного уклада, развивался сравнительно либеральный дух местного нееврейского общества. Подобным же образом росло здесь и новое еврейское население, частично нерелигиозное, в значительной мере освободившееся от традиционных „гешефтов“ черты оседлости, а также от психологического и душевного напряжения, характерных для районов, густо заселенных евреями… Период реформ 60-х годов в России, связанных с именем императора Александра II, сопровождался не только освобождением крепостных крестьян, но и тем, что русское общество и часть его учреждений постепенно открыли свои двери перед образованными евреями. Это было также началом расцвета одесской Хаскалы» (1983, с. 87). «Одесский эффект» должен привлечь к себе внимание в силу того обстоятельства, что в своей столице Одессе еврейские маскилим контактировали не с русской, а украинской национальной сообщностью, – такой же духовно приниженной и такой же жертвой бездарной национальной политики царских властей. Но в отличие от еврейской украинская духовная совокупность имела за собой богатый опыт освободительного движения и сформировавшуюся в своей основе национальную доктрину. Со стороны «одесского эффекта» оказывается, что рефлексия взаимных отношений еврейского и украинских духовных активов чрезвычайно бледна, особенно на фоне искристого русско-еврейского контакта. Так, современный аналитик Эфраим Вольф констатирует: «Обзоры развития двух движений подаются один за другим без связи между ними. Ибо несмотря на то, что на протяжении веков значительная часть еврейского народа проживала на территории нынешней Украины, между этими движениями почти не было сотрудничества» (2000 г.). Другой аналитик Х. Берман отметил нечто иное: «Соседние отношения между украинцами и евреями, особенно в области торговли и ремесел, были всегда очень тесными и, безусловно, важными для обеих сторон. Но, несмотря на хорошее соседство, наступали такие периоды, в основном, во времена войн и кровавых столкновений между украинцами и их соседями-притеснителями, особенно поляками, когда украинцы срывали свою горечь и боль на евреях, которые при этом ни в чем не были виноваты». Тут же следует показательное резюме: «Еврейская национальная автономия и украинская национальная революция, можно сказать, в те годы были едины, как сиамские близнецы. С исчезновением Украинской Народной Республики автоматически пришел конец и еврейской автономии» («Еврейский камертон» 10. 01. 2002). Удивлять здесь должна не столько противоречивость, достигающая взаимного исключения, суждений, сколько факт скудости исследований еврейско-украинских духовных отношений, что прямо наталкивает на мысль о некоей «запретности» сего предмета и, в свою очередь, о политической причине данного обстоятельства.