становится общенациональной еврейской чертой и никакой другой народ не хранит в своей исторической памяти место рождения так свято, как это происходит в каждой отдельно взятой еврейской душе; цыгане не помышляют о возвращении в Индию, болгары не вспоминают о Волге, откуда они пришли на Балканы, а поволжские татары даже не думают о своей исторической родине в Монголии. И только для еврея имя Сиона или Иерусалима значит больше, чем имя, – сполна это понято Теодором Герцлем: «С того самого момента, как закатилось солнце для евреев, они в течение всей ночи своей истории не переставали и не перестают мечтать о государстве. „В будущем году в Иерусалиме!“. Это старое, но вечно юное желание, не оставляющее еврея ни на одну минуту дня и ночи» (1896, с. 23). Ген, порождающий это «юное желание», должен быть назван геном Иерусалима или же еврееносным геном, ибо евреем считается тот, кто хранит в себе память о Иерусалиме, в ком звук этого имени отдается внутренней теплотой. Евреи не создавали миф о титане Антее, но идея мифа о непобедимости титана, пока он соприкасается с матерью-землей Геей, принадлежит евреям, и их исторические предания пронизаны мыслью, что только Земля Обетованная обеспечивает еврейский дух силой, весом и значением. Итак, сионистское сознание, присущее только евреям, тесно сочетается с еврейским историческим сознанием и в последующем мы узнаем, что первое есть вторичное производное от второго.
Важно удостовериться, что подлинным сионизмом следует считать воззрение, предопределенное и генерированное исключительно внутриеврейскими
источниками. Необходимо отрешиться от векового заблуждения, что сионизм зародился на Западе, откуда пришел в Россию, – в Европе появились только: термин «сионизм», Теодор Герцль и сионистские конгрессы. Благодаря особенным свойствам идеологии европейской формации еврейства в Европе была сконструирована своеобразная модель сионистского воззрения, которая стала самым красноречивым, хотя и не полностью понятным, разделом между европейской и русской формациями в еврействе. Идеей данной модели стал антитезис эмансипации евреев в Европе: поскольку последняя не обеспечивает еврейской само-стоятельности, то необходимо должен существовать образ, где еврейское самосознание будет генерирующим центром. Этот центр был физически помещен в Сион, то есть монотеизм был трансформирован в моногеоизм и приобрел онтологически чеканную форму еврейского государства. На этой основе еврейские идеологи европейской формации создали понятие об эрец – земле Бога (геотеология) и А. Неер взял на себя роль глашатая: "Именно на этом пространстве, и только на нем, складывается судьба Израиля. Именно на этом пространстве узнается, успех или провал постигли его предназначение. Эрец – это место-испытание его избранности". Избранность есть определяющий динамический принцип, как формирования онтологической фигуры этой идеологии – еврейского государства, так и гносеологического выражения в форме понятия эрец. У Неера сказано по этому поводу: "Эрец – по-прежнему избранная Земля Бога, единственная страна, где полностью может осуществляться Тора, и единственная страна, чья физическая и духовная атмосфера может раскрывать в человеке пророческий дар… Но эрец есть нечто большее, чем Божественное пространство, чем гарантия избрания Израиля, она – центр. И на этом центральном положении эрец строится то, что можно было бы назвать геотеологией, без перцепции которой нельзя понять двухтысячелетнюю историю еврейской диаспоры. Действительно, эрец есть центр мира" (1991, с. с. 75, 76-77). Избранность, имеющая в этом понимании все признаки зрелого и откровенного превосходства, произвольно названа сионизмом, но в действительности она не может быть соотнесена с сионистской идеей, поскольку в своей основе лишена исторического содержания, то бишь не имеет прямой связи с еврейским сознанием. Сентенция моногеоизма или геотеологии воплощает в себе воззрения той части еврейских мыслителей Европы, которые наиболее чутко ощущают фальшь и ханжество европейской эмансипации, но в то же время были настолько европейцами, что свое недовольство выражали по-европейски, только рационально. Их интенции были следствием и опосредованным ответом на эмансипацию евреев и реакцией на свое положение в диаспоре, обусловленное внешними европейскими условиями, а никак не внутриеврейской исторической мотивацией, и сионизм, таким образом, выставляется как решение, вынуждаемое европейским антисемитизмом; поучительно и то обстоятельство, что гносеологическое учение об эрец появилось много позже, чем онтологическое представление Т. Герцля об еврейском государстве.