Слёзы верблюда. Сказки для взрослых

Старик жестом заставил его спуститься вниз и сказал, что для безопасности и по справедливости, лично он должен идти первым, дорогу Феде, получатся, показывать-демонстрировать.

Одним словом, так и решили, и зашагали они оба в завтра. Кто бы видел со стороны, как два мужика-то по воздуху в небо идут и делаются невидимками, то, уж точно, заикой бы на всю жизнь остался. Мне вот, правда, и не такое наблюдать приходилось, так я ничего, с пониманием к таким фактам подошёл бы. А других людей жалко, тех, что ни к сказке, ни к реальному существованию не подготовлены.

Ну, ладно, продолжу. А то, может, иным то, очень любопытно узнать, чем же дело-то кончилось. Но я вот утаивать никак от вас ничего не должен и честно признаюсь, что их переход в будущность нормально прошёл. Можно сказать, на очень высоком организационном уровне и без особой паники со стороны молодого Феди.

Правда, кода они вышли-то в завтра, будто бы из подземелья какого, так Федя от удивления, на полном серьёзе, дара речи лишился. Всё разглядывал и дома многоэтажные, и легковушки иностранные, и монументы разные, и, более всего, людей. Вроде бы, они такие же, как и он. Но, если присмотреться – прямо скажем, по его разумению, не совсем в норме, что ли.

Федя с интересом спросил, в каком времени они сейчас находятся. Ему с грустью Фёдор Пантелеевич ответил, что – июнь двухтысячного года, начало двадцать первого века. Дед тут же пояснил, что ему сейчас – ни много – ни мало – а восемьдесят девятый год пошёл. Сообщил, что уже многие из тех его друзей, что город начинали строить на Амуре, давно уже умерли. Да и ему уже не так много осталось по земле-то ходить.

Конечно, Федя, тут же его успокоил, поддержал морально, фактически себя самого. Заверил, что Фёдор Пантелеевич, ещё на вид крепкий старик и лет сто проживёт. Ну, может быть, чуть поменьше – восемьдесят, к примеру. Но тут же отвлёкся от всяких разговоров, по сторонам смотреть.

Вон парнишка идёт, одетый в брюки – не в брюки, в трусы – не в трусы. Да ладно бы так шагал, а ему этого мало, что-то в коробочку говорит, которую, в руке держит, и бормочет. Видать, сам с собой с собой беседу ведёт: «Я вчера такую тёлку снял, что Крокодила жаба задавила».

Не то, что бы жутко Феде сделалось, но страшновато от вида такого паренька, да и слов его, диковатых. Да и девчата больно какие-то не шибко ясные, пупы оголили – и радуются. В общем, все почти что, словно представители самых страшных сказок. А почему-то ещё на его, Федю, с интересом смотрят, ухмыляются.

– Эх, коза меня забодай! – стал сокрушаться Фёдор Пантелеевич,– надо было бы нам в одночасье в супермаркет зайти и тебя переодеть.

– Меня в такое нарядить, что на них надето, никак не можно,– обиделся и даже немного возмутился Федя. – Я же ведь из первых строителей славного города на Амуре, а не пугало на огороде. Такое ведь даже американские буржуи не носят. А если вопрос на этот счёт тобой, Фёдор Пантелеевич, категорично будет поставлен, то я уж лучше побреду в своё минувшее.

– Да пойми ты, голова садовая, – взъерепенился малость его провожатый, – ты же ведь, как есть в галифе и в старых хромовых сапогах, да и рубашка на тебе с непонятной орнаментовкой на воротнике. А на голове что?

– На голове самая, что ни на есть ходовая и щегольская тюбетейка. Из Узбекистана.

– Хорошо, что ты ёщё будёновку на голову не натянул.

– А что? У меня она имеется. Только в ней сейчас больно жарковато было бы.

Понятно, что в некоторой растерянности находился дед Фёдор Пантелеевич. Никак он себя молодого теперь не понимал. Неужели это он сам в давние годы?

– Если не хочешь равняться на нашу совремённую молодёжь, – сказал он Феде, – ходи в своих галифе.

– Они, правда, не мои, а Семена, из соседнего барака. Но штаны эти, военные, почти что, новые.

В общем, тут такое дело получилось. Пришлось старому Фёдору молодому тёзке

своему, по сути, самому-то себе, пояснять, что и как.

Жаль, что до многого не смог дойти своим умом парень из тридцатых годов минувшего века.

– Город, оно, конечно, сообща, мы добрый построили,– серьёзно и деловито заметил Федя,– о таком даже и не мечталось. Но вот никак в толк не возьму, почему всё народное-то добро у вас теперь, у нормальных людей, буржуи отобрали. Скажи мне, ради чего же тогда весь сыр-бор в семнадцатом году разгорелся.

– Никакие они не буржуи, – почесал затылок Фёдор Пантелеевич. – Добрые очень.

Но тут Федя нашёл в себе силы резко возразить и даже горько рассмеяться. Как же!

Так он и поверил, что буржуины, да ещё с бандитскими и воровскими замашками о людях станут думать. Товарищи Карл Маркс и Владимир Ильич Ленин считали совсем по-другому

И правильно делали.

– Узурпаторы токмо об одном и мечтают, чтобы вы за миску щей им хоромы строили, – заметил Федя. – Противно на душе-то частично и жалко вас, дураков-то. Я, видишь, хоть на стройке за нормальные деньги тружусь. Именно потому, например, и по другим причинам охранять, как вон тот мужик с наганом, чужие терема никогда не стану.

– Станешь, – сказал старик, – я же работал…