Сразу после суда в сенате Шелгунов стал ходатайствовать перед новым министром государственных имуществ Зеленым о переводе его на службу в Сибирь, где работы для Лесного департамента непочатый край. Но Зеленый предложил ему ехать в Астрахань на четыре года, где условия службы лучше, чем в сибирской глухомани. Такова уж особенность российского начальства: просишь места получше, дадут похуже, просишь заведомо похуже, дадут получше, лишь бы не по-твоему, а по-ихнему. Попросись в тюрьму добровольно, не пустят, усмотрев в том своеволие непозволительное. Людмила Петровна уже собралась ехать с Мишуткой, но каково ей будет в таком далеком пути, да еще с ребенком? К тому же нарушается общий замысел — быть всем вместе и всячески способствовать облегчению каторги. Шелгунов подал в отставку и теперь стал говорить знакомым, что целиком посвящает себя литературным занятиям и намерен отправиться в Сибирь для сбора статистических сведений. Журнал «Русское слово» заказал ему статьи о жизни в Сибири, с Чернышевским он договорился о переводе XII тома «Всемирной истории» Шлоссера — для заработка. Распродали вещи, собрали денег. Друзья знали, что Шелгуновы едут к Михайлову, а кто не знал, тот догадывался, и совсем немногие, двое-трое, знали, что комитетом «Земли и воли» Шелгунову поручено выяснить политическое настроение тамошних слоев общества и их готовность к перевороту.
Перед самым отъездом пришел к Шелгуновым Некрасов, подавленный, в мрачных предчувствиях. Оп написал стихи и просил их передать Михайлову. «Все, что в сердце кипело, боролось, — все погаснет, бесследно замрет. И насмешливый внутренний голос злую песню свою запоет: «Покорись, о ничтожное племя, неизбежной и горькой судьбе: захватило вас трудное время неготовыми к трудной борьбе, вы еще не в могиле, вы живы, но для дела вы мертвы давно; суждены вам благие порывы, но свершить ничего не дано…» И ниже следовала приписка: «Редки те, к кому нельзя применить этих слов, чьи порывы способны переходить в дело… Честь и слава им — честь и слава тебе, брат! 24 мая, 6 час. утра. Некрасов».
Приезжал к ним артиллерийский полковник Петр Лавров, главный редактор «Энциклопедии», рослый, картавый, в рыжих бакенбардах, и настроение у пего было совсем иным, нежели у Некрасова, он был бодр и полон надежд на крутую перемену жизни в России. Он тоже передал свои, только что написанные стихи «Послание Михайлову»: «Над русской землею краснеет заря, заблещет светило свободы. И скоро уж спросят отчет у царя покорные прежде народы… На празднике том уж готовят тебе друзья твои славное дело. Торопят друг друга в великой борьбе и ждут, чтоб мгновенье приспело… И шлют издалека сердечный привет. Надежду, тоску ожиданья — и твердую веру: Свобода придет — и скоро… Борец, до свиданья!»
Они проделали тот же путь, что и Михайлов, с той лишь разницей, «совсем пустяковой», что ехали летом и без жандармов и останавливались где хотели. Побывали в Тобольске, посетили острог, от Тюмени плыли пароходом по Оби до Томска.