Слишком дружелюбный незнакомец

Их бесконечные громкие перебранки по всякому поводу, которые заканчивались тем, что соседи с первого этажа принимались возмущаться: «Эй, деревня! Дождетесь, будут у вас проблемы…»

Новой год, проведенный в семье у синтетической елки… Каждый год его мать готовила на праздничный ужин свой знаменитый запеченный окорок: слишком тяжелый, слишком сухой, слишком сытный. Он так и не узнал, откуда взялась эта проклятая традиция. Почему бы не приготовить индейку, или фаршированного каплуна, или еще что-нибудь в таком духе вроде того, что он видел в телефильмах? Или почти такие же блюда.

Брайан попытался сосредоточиться на этих мыслях, но гнетущая атмосфера погреба быстро вернула его к состоянию обессиленного узника.

Он все бы отдал, лишь бы вернуться в прошлое, уйти… что? Хоть на несколько дней… Опа! Маленькое путешествие во времени… сложить вещички и уйти, никому ничего не сказав, без лишнего шума… И угораздило же его здесь оказаться! Но что толку себя упрекать? Нет, правда, как он мог хоть что-нибудь такое заподозрить? Невозможно и представить себе ничего безобиднее этих двух стариков…

Семья… И почему он о них раньше не подумал? А ведь это мысль… да, идея, которая вполне может сработать… В конце концов, под лежачий камень вода не течет. Пословица, конечно, глупая, но все так и есть…

— Подумайте о своей дочери, мадам Вассер.

Ее взгляд изменился. Неужели все оказалось так просто?

— Не говорите о моей дочери!

— Так ведь она… Почти моего возраста, правильно? А представьте себе, что ее кто-то где-то запер… Что бы вы почувствовали, узнав такую новость? Готов поспорить, вы были бы в отчаянии.

Никакого ответа. Но взгляд ее вдруг сделался задумчивым, почти оскорбленным.

— Разве вы не были бы готовы на все, лишь бы ее освободить? Разве вы не отдали бы за это все, чем обладаете в жизни?

Она покачала головой, будто отказываясь это слышать.

— Такого не может произойти.

Он окинул взглядом свое истерзанное тело, ногу, раздувшуюся, будто воздушный шарик.

— Но со мной-то произошло. Почему с ней не может?

В свете неоновых ламп лицо мадам Вассер выглядело как-то болезненно. Зеленоватая бледность его явно не украшала.

— Я думала, что вы поняли, за все это время…

— Понял что?

Она так быстро закрыла лицо руками, что он подумал, что она расплакалась. Но когда ее лицо снова появилось перед ним, на нем не было и следа слез. Напротив, выражение ее лица было таким же спокойным и даже чуть более решительным. Она медленно направилась к двери.

— Камилла оставила нас, Людовик.

Ее слова немного заглушил пронзительный скрип решетки, и Брайану показалось, что он плохо расслышал.

— Это как — «оставила»?

— Наша дочь мертва, Людовик. Сейчас у нас есть только вы…

Брайан закрыл глаза. По всему его телу пробежала дрожь.

В мозгу его вспыхнула одна-единственная мысль: «Я никогда не выйду отсюда живым».

Часть третья Матильда

Ее жизнь холодна, как чердак со слуховым окошком на север[32].

Гюстав Флобер

«Госпожа Бовари»

1 Париж. За одиннадцать месяцев до описанных событий

Persona 2.

Бесформенное лицо, полупрозрачное, будто сделанное из фарфора. Черты его сглаженные. Большие полупрозрачные глаза с подчеркнуто симметричным разрезом. Рот цвета слоновой кости застыл в пространстве и времени.

Издалека перламутровая маска почта сливается с безупречной белизной заднего плана. Чтобы различить ее контуры, нужно находиться в нескольких сантиметрах от полотна.

— Ну, как?

Матильда отошла на шаг, не сводя взгляда с лица вечной юности.

— Не знаю. Я спрашиваю себя, не было ли лучше до этого.

Гина повернула голову к трюм гигантским маскам, повешенным в идеально ровный ряд.

— До чего? — вздохнула она. — Все возможные сочетания уже перепробованы!

Матильда опустила руки на бедра в позе, выражающей сомнение.

— Персона 2. Тот, кто сразу же притягивает взгляд. Вся эта белизна… В этом есть нечто, вызывающее беспокойство. Ее следовало бы поместить на витрину, а всю остальную серию оставить на стене.

Гина уныло опустила плечи.

— Делай как хочешь. Но Павел будет недоволен. Помнишь, что он тебе сказал?

— А как же: «Особенно не рррразлучать первую серию. Это не картина, дамы, это тррриптих!»

Подняв глаза к потолку, Гина прыснула со смеху.

— Как хорошо ты изображаешь его русский акцент! Так достоверно. Но он снова раскричится.

— Да что ему надо, в конце-то концов? Чтобы его картины продавались, так? Здесь ему галерея, а не музей. Недоволен — пускай идет куда-нибудь в другое место.

Идти в другое место, легко сказать… если и был художник, которого они не могли позволить себе потерять, так это Павел. Ему понадобилось всего два года, чтобы стать знаменитостью. Или, как говорится, «растущая ценность рынка». Его картины быстро и хорошо расходились. На новые серии было уже три заявки. Остаться без него казалось равносильным самоубийству.