Слишком много блондинок

— Андрей, а у тебя есть определитель?

— Да.

— Слушай, найди меня, пожалуйста. Мне же надо как-то отсюда выйти.

— И что мне сделать, приехать и выбить дверь? Я не Илья Муромец, и у меня вообще-то дела…

— Андрей! Я боюсь. Я уверена, это преступное логово…

— Ладно, ладно, только не начинай… Сиди там, вооружись, спрячься в шкаф, я скоро буду. Сохраняй спокойствие и не оставляй отпечатки пальцев.

Только мы разъединились, в дверях кто-то закопался. Я выбежала в коридор и услышала, как с той стороны открываются замки.

«Мама! — подумала я. — Как страшно!»

И побежала в кухню за ножом. В таком видоне я его и встретила: одной рукой натягивая майку, другой — выставив топорик для мяса.

Это был мужчина лет тридцати. Привлекательный. Ничего особенного, но… В руках держал три больших пакета.

— Ты что? — Он посмотрел на нож и отступил к выходу. — Ты в порядке?

Отчего-то его вид вызвал доверие. Он был так ошарашен, увидев меня с кухонным ножом, что сыграть это было невозможно. Я положила тесак на столик и постаралась принять любезный вид.

— Я ничего не помню, — сказала я.

— Как называется площадь, на которой расположен Кремль?

Я закатила глаза:

— Я знаю, какой сейчас год, в каком я городе, какое время года и дня, но не помню, как зовут тебя.

Он улыбнулся:

— Вера, меня зовут Федя. Возьми пакет, и пойдем на кухню — лечиться.

Я настороженно пошла за ним. Пока Федя выгружал еду, таблетки от бодуна, пиво, сок, воду, я глупо стояла посреди кухни.

— Федя… — Мне было не по себе.

— А?

— Между нами что-то было?

Он развеселился:

— Если не помнишь, значит, не было.

Я села на стул с очень длинной спинкой.

— Дурацкий ответ. Скажи мне просто, если ты не хочешь вникать в детали, да или нет?

— И да, — он покачал головой, — и нет.

Ситуация нелепая: в общем-то, мне все равно, был у нас секс или нет: мое достоинство и самомнение не пострадают, если я, конечно, не мастурбировала перед камерой и не признавалась в том, что мечтаю переспать с Пенни Кравицем. Просто было интересно.

— Ну? — настаивала я.

Он бросил шипучую таблетку в стакан, протянул мне несколько капсул и сказал:

— Выпей.

— Ты что, все это, — я указала на еду и таблетки, — купил мне?

— Даже и не надейся, — ухмыльнулся Федя. — Я поехал за продуктами и решил, что, пока я тебя не вылечу, выгнать тебя не удастся.

Я покорно выпила. Федя забрал стакан, дал мне едва теплую шаурму и сказал:

— Было так. Я тебя привез, переодел, уложил в кровать, помылся и тоже лег. Ты на меня набросилась с поцелуями, а я, заметь, мужественно сопротивлялся, потому что не был уверен, что ты хоть что-нибудь понимаешь. Ты кричала, что хочешь меня безумно, что я твой идеал, что ты вся протекла и что у меня такой большой…

Я уже чувствовала, что зря обо всем этом спросила и что ничем лестным для меня рассказ не кончится: дальше будет еще хуже и завершится моим решительным позором, но отступать было некуда.

— …и что я самый сексуальный мужчина на свете… Я сдался, как Москва французам, но, извини за подробности, как только я… гм-гм… вошел в тебя, ты заснула. И захрапела.

— А ты? — проскрипела я.

— Я закурил, вспомнил, как мне на ширинку опрокинулся стакан с кипятком, и тоже заснул. Хотя у меня был порыв воспользоваться обстановкой, но ты так громко храпела, что я не смог.

Я представила, как я, пьяная в коромысло, изображаю из себя победительницу межпланетного турнира «Секс 3000», как я ему рычу о необузданных желаниях и надуваю губы, разыгрывая сцену из «Основного инстинкта», и мне стало безумно смешно.

— Слушай, а как же мы все-таки познакомились? — спросила я, широко улыбаясь.

— Ты и этого не помнишь? — Он, кажется, немного обиделся.

— Нет, — призналась я смело. — Я упала головой и совсем не помню, что я дочь нефтяного магната, что у меня особняк в Париже и счет в Швейцарии. Еще я не помню, что у меня жених-миллиардер, которого я на самом деле не люблю, но который мне ровня. Ну знаешь, как в фильмах с Одри Хепберн.

— А, — Федя почесал нос. — Ты не помнишь, что ты — моя жена, которую я вчера выбросил на полном ходу из машины и которую отправлю сегодня в психушку, чтобы завладеть ее состоянием и уехать с моей хорошенькой секретаршей на Гавайи?

— Помню. — Мне становилось все лучше, даже во рту больше не сохло.

— Ты ругалась с таксистом. Выглядело это так: ты стоишь посреди улицы, проезжей, заметь, ее части, и орешь на водителя. Что-то такое: «Как вам не стыдно наживаться на молодых, беззащитных женщинах». Я остановился: думал, вдруг нужна помощь, но выяснилось, что спасать нужно таксиста. Ты пыталась ему доказать, что доехать от Маяковки до Сухаревской стоит двадцать рублей. Он уехал, а ты села ко мне в машину — сама и сказала, что немедленно хочешь съесть яблочный пирог с корицей и мороженым. У тебя к руке была приклеена сумка, а сзади на платье висела бумажка с домашним адресом и надписью «береги ее»…

— Что? — Подлости с бумажкой я не ожидала.