Пачка такой бумаги лежала на столе у Марии, еще две – в ящике. В нижнем левом углу каждого листа стояла дата. Я, конечно, не искусствовед, но, по-моему, нарисовано было неплохо. Беглого просмотра мне хватило, чтобы понять: моделей было куда меньше тридцати. Тут набиралось по два-три изображения одного и того же лица, а то и четыре-пять. Самые ранние наброски сделаны около двух лет назад, а на одном из листков стояла дата 8 мая 1960. Прошлое воскресенье. Я хорошенько рассмотрел этот рисунок. Теперь у меня появилась многообещающая кандидатка для представления публике на процессе об убийстве. Не Мег Дункан и не Дина Хок. Возможно, Джулия Макги. Осознав, что уже признал виновной мисс Макги, я сразу бросил разглядывать набросок. Один из самых четко действующих отделов головного мозга – тот, что превращает возможность в вероятность, а вероятность – в факт.
10. Девять пятидолларовых купюр разных лет выпуска.
Миссис Перес пододвинула второй стул к моему и села. Она все видела, но не проронила ни слова. Я посмотрел на свои часы: без двадцати шесть. Аккуратно выровняв края страниц «Таймс», я сложил их пополам и остальные бумаги поместил между ними.
Вопрос о том, не препятствую ли я отправлению правосудия, утаивая улики, уже не стоял. Конечно, мой адвокат мог утверждать, что я не связал обнаруженные мною предметы с убийством Йигера. Но если бы он попытался уверить суд, будто я не соотнес их с убийством Марии Перес, то поневоле признал бы тем самым, что его клиент – идиот.
Держа улики в руке, я поднялся и обратился к миссис Перес:
– Все это говорит лишь о том, что Мария была любопытна, как всякая неглупая девушка, и что она любила рисовать людей. Я забираю это, чтобы показать мистеру Вульфу. Деньги я вам верну, надеюсь скоро. У вас была тяжелая ночь, и впереди тяжелый день. Если найдется долларовая купюра, прошу вас, дайте ее мне. Вы нанимаете мистера Вульфа и меня для расследования убийства вашей дочери и потому разрешаете мне забрать эти вещи.
– Вы были правы, – признала она.
– Я пока не заслужил похвал. Итак, доллар?
– Мы можем заплатить больше. Сто долларов. Это неважно.
– Пока хватит одного.
Она встала, вышла, вернулась с долларовой бумажкой в руке и протянула ее мне.
– Мой муж уснул, – сказала она.
– Вот и хорошо. Вам тоже надо поспать. Теперь мы работаем на вас. Сегодня к вам придут и, возможно, отвезут вас с мужем в окружную прокуратуру. Про Йигера они упоминать не станут, и вам, разумеется, тоже не стоит этого делать. Что касается Марии, просто скажите им правду, ту, что уже говорили полицейским: вечером она пошла в кино, и вы не знаете, кто убил ее и почему. Вы обычно относили завтрак моему человеку наверху?
– Да.
– Сегодня не утруждайте себя. Он скоро уйдет и уже не вернется.
Я протянул ей руку, которую она пожала.
– И передайте мужу, что я друг, – добавил я, и мы пошли к лифту.
Оказавшись в гнезде разврата, я сразу включил свет. Мысли мои настолько занимало совсем другое, что на полотна я просто не обратил внимания, как будто их вообще тут не было. Зато одна живая картина привлекла мое внимание: спящий на восьмифутовой кровати Фред Даркин, голова на желтой подушке, желтая простыня натянута до подбородка. Когда зажегся свет, он пошевелился, заморгал, потом сунул руку под подушку и выхватил револьвер.
– Вольно! – скомандовал я. – Пока ты копался, я успел бы всадить в тебя пулю. Мы получили все, что нам нужно. Пора сматываться. Можешь не спешить; если уберешься через полчаса, будет хорошо. Внизу не задерживайся, не ищи миссис Перес, чтобы поблагодарить ее: у них беда. Прошлой ночью убили их дочь – не здесь, не в этом доме. Так что просто исчезни.
Он встал:
– Что за черт, Арчи? Во что это я вляпался?
– Ты вляпался в триста баксов. Советую не задавать мне вопросов, а то, чего доброго, отвечу. Иди домой и скажи жене, что у тебя выдались тяжелые двое суток и ты нуждаешься в отдыхе.
– Скажи одно: меня вычислят?
– А ты подбрось монетку. Надеюсь, нет. Может и повезти.
– Не стереть ли мне отпечатки? За десять минут управлюсь.
– Нет. Если они сюда доберутся, отпечатки пальцев им не понадобятся. Иди домой и сиди тихо. Возможно, около полудня я позвоню тебе. И не вздумай прихватить с собой какую-нибудь из картин.
Я пошел к лифту.
Глава двенадцатая
Когда Вульф в одиннадцать спустился из оранжереи, я сидел за своим столом с так называемым полуденным выпуском «Газетт». На первой полосе напечатали фотографию Марии Перес, мертвой. Она попала на первую страницу незаслуженно: не было в ней ничего особенного, кроме молодости и красоты. Просто в ту ночь больше никого не убили, не ограбили и не арестовали.