Слишком много поваров

— Еще как ужасно, мисс Беррэн. Я нередко замечал, что чем женщина, особенно молодая женщина, красивее, тем легче она позволяет себе беспричинные истерики. Вы хотя бы признаете это за собой. Скажите, когда вы чувствуете, что на вас находит, неужели вы совсем не можете сдержаться? Ни разу не пытались?

— Это не истерики, — рассмеялась она. — У меня не бывает истерик. Я разозлилась и испугалась, потому что мой отец попал в тюрьму за убийство, я знала, что он невиновен, а они говорили, что у них есть доказательства его вины. А потом мне сказали, что это вы нашли это доказательство. Разве я могла сохранять ясность мышления при таких условиях? Да еще и в чужой стране, куда я приехала впервые. Америка — ужасная страна.

— Многие с вами не согласятся.

— Да, наверное... Наверное, дело не в стране... может быть, все дело в людях, которые здесь живут... Ах, извините, я не имела в виду вас с мистером Гудвином... Не сомневаюсь, что вы очень милый, и мистер Гудвин тоже, и его жена, и все дети...

— Еще бы. — Вульф бросил на меня уничтожающий взгляд. — Как детишки, Арчи, здоровы?

— Да, спасибо, — отмахнулся я. — Чертовы карапузы, так по ним скучаю, вдали от дома. Жду-не дождусь, когда вернусь обратно.

Беррэн вынул трубку изо рта и кивнул. — Малыши — это хорошо. А вот моя дочь... — Он пожал плечами. — Она хорошая девушка, без сомнения, но боже правый, я с ней с ума сойду!

Он подался вперед и постучал Вульфа по колену мундштуком своей трубки.

— Насчет возвращения. Мне сказали, что эти собаки могут удерживать нас здесь сколько им заблагорассудится, это правда? Только потому, что Ласцио получил нож в спину? Мы с дочерью собирались уехать сегодня вечером, сначала в Нью-Йорк, а потом в Канаду. Из тюрьмы я вышел, а свободу не обрел, так?

— Боюсь, что так. Вы планировали уехать в Нью-Йорк поездом, который отходит в полночь?

— Да, им. А теперь они говорят, что никто никуда не уедет, пока они не разберутся, кто убил эту собаку. Если придется ждать, пока этот имбецил Толман с тем косоглазым будут разбираться...

Он снова сунул трубку в рот и принялся раскуривать ее, пока не пошел дым.

— Нам не придется ждать, пока они разберутся, — вздохнул Вульф. — Слава богу. Думаю, сэр, вам следует собрать чемоданы, и, если у вас уже есть билеты, не сдавайте их. К счастью, вам не пришлось ждать, пока мистер Толман поймет, что на самом деле произошло с соусами. Если бы пришлось...

— То я бы, может, и никогда отсюда не уехал. Я понимаю это. Может, я бы вот это получил! — Беррэн рубанул себя по шее ладонью. — Я бы, без сомнения, так и сидел в этой тюрьме и через три-четыре дня умирал бы с голоду. Мы, каталонцы, умеем встречать смерть без боязни, но боже правый, человек, способный это есть, — это не человек, это даже не животное! Я знаю, чем обязан вам, и за ленчем я призывал на вас благословения с каждым куском, попадавшим мне в рот! Я говорил с Серваном. Я сказал ему, что я в огромном долгу перед вами, и что я ни перед кем не остаюсь в долгу. Я сказал ему, что должен отблагодарить вас... он наш хозяин и тактичный человек. Он сказал, что вы не возьмете денег. Он сказал, что вы отринули предложенную плату. Я понимаю и уважаю ваши чувства, ведь вы — наш почетный гость...

Очередной стук в дверь вынудил меня оставить Вульфа расхлебывать кашу, которую он сам и заварил. Я так и знал, что в один прекрасный день его длинный язык наживет ему горя, и, пока я шел к двери, у меня на губах играла — не буду отрицать, злорадная — ухмылка. Каково-то ему было в тот момент ощущать себя сокровищем, что покоится на перинах гостеприимства.

За дверью оказался всего лишь Вукчич, но он не хуже пули в окно прервал беседу и увел ее в сторону от столь низменных вещей, как услуги и деньги. Он нервничал, выглядел мрачным и рассеянным и, явно испытывая неловкость, не находил себе места. Через несколько минут после его прихода Беррэны ушли, и он встал перед Вульфом со скрещенными на груди руками и хмуро заявил, что несмотря на все оскорбительные слова о вытье на луну, высказанные Вульфом утром, он пришел отдать должное связывающей их старинной дружбе и лично выразить свое сочувствие по поводу полученного ранения...

— В меня стреляли шесть часов назад, — перебил его Вульф. — К этому времени я мог уже умереть.

— Брось, Ниро, какое там. Мне сказали, что всего-то задело скулу, да я и сам вижу...

— Я кварту крови потерял. Арчи, ты сказал, кварту?

Я ничего не говорил, но на мою преданность всегда можно положиться.

— Да, сэр. Никак не меньше кварты. Почти две. Конечно, мне было не до замеров, но она текла рекой, Ниагарским водопадом...

— Достаточно, спасибо.

Вукчич продолжал стоять и хмуриться. Его спутанная грива упала ему на глаза, но он продолжал держать руки скрещенными на груди, вместо того чтобы, как обычно, запускать пальцы в волосы.

— Извини, — проворчал он. — Он почти попал. Если б он убил тебя... Он помолчал. — Послушай, Ниро, кто это был?

— Пока не знаю. Не уверен окончательно.

— Выясняешь?

— Да.

— Это был убийца Ласцио?