Слишком много счастья

Каждое утро, садясь за стол в свое кресло, Нита думала об опустевшем доме. Рич больше не заходил в маленькую ванную комнату, где по-прежнему лежала его бритва и пилюли от разнообразных, но несерьезных болезней: он эти таблетки отказывался выбрасывать. Его не было в спальне, которую она привела в порядок и закрыла. И в большой ванной комнате, куда он заходил только затем, чтобы принять ванну. И в кухне, которая в последние годы стала преимущественно его территорией. И конечно, его не было на террасе с наполовину отодранной старой краской, откуда он мог шутя заглянуть в окно – то самое окно, у которого она когда-то притворялась, что начинает показывать стриптиз.

И в кабинете. Да, в кабинете его отсутствие ощущалось сильнее всего. В первый день Нита зачем-то открыла туда дверь, встала на пороге и так стояла, рассматривая пачки бумаг, устаревший компьютер, разбросанные повсюду папки, книги – раскрытые для чтения, положенные страницами вниз и теснящиеся на полках. Теперь она в кабинет не ходила, только представляла его себе.

Но Нита понимала, что рано или поздно войти туда придется, и это неизбежно будет похоже на вторжение. Ей придется вторгнуться в сознание покойного мужа. Вот уж о чем она никогда в жизни не думала. Рич казался таким сильным, крепким, умелым, знающим, и она никогда не сомневалась, что он ее переживет. Впрочем, в последний год это была уже не безосновательная вера, а уверенность, которую, как она полагала, разделяли они оба.

В первую очередь следовало заняться погребом. Это был именно погреб, а не подвал: на земляном полу набросаны доски, а маленькие оконца под потолком заросли паутиной. Там не хранилось ничего нужного лично ей. Полупустые банки из-под краски, разнокалиберные доски, оставленные на всякий случай, инструменты, которые можно было еще использовать, а можно и выкинуть. Она только раз зашла туда – спустилась по лесенке, чтобы посмотреть, не горят ли где-нибудь лампочки, и убедиться, что на распределительном щите у выключателей подписано, какой из них за что отвечает. Поднявшись оттуда, она закрыла, как обычно, дверь на засов со стороны кухни. Рич смеялся над этой ее привычкой: а что такое страшное может вылезти оттуда, из погреба, через каменные стены и малюсенькие оконца?

Да, в любом случае с погреба будет легче начать. В сто раз легче, чем с кабинета.

Нита застилала по утрам кровать, прибирала за собой на кухне и в ванной, но заняться генеральной уборкой ей было не по силам. Еле удавалось заставить себя выбросить скрепку или разонравившийся магнитик с холодильника, не говоря уже о наборе ирландских монет, которые они с Ричем привезли из путешествия пятнадцать лет назад. Все вещи приобрели теперь какую-то странную значимость.

Кэрол и Вирджи звонили каждый день, обычно ближе к ужину: они думали, что в это время она острее всего чувствует одиночество. Нита отвечала, что у нее все хорошо и что скоро она выберется из своей берлоги, ей просто нужно какое-то время побыть одной, подумать и почитать. И питается она нормально, и спит хорошо.

Все это, кстати, было правдой, кроме чтения. Нита сидела в кресле в окружении книг, но не могла открыть ни одной из них. А ведь она всегда читала с увлечением. Рич даже говорил, что она ему подходит именно потому, что может часами сидеть и читать, оставив его в покое. Но теперь ей не удавалось одолеть и половины страницы.

Нита не только читала, но и перечитывала книги. «Братья Карамазовы», «Мельница на Флоссе»{40}, «Крылья голубки»{41}, «Волшебная гора»{42} – все это она перечитывала снова и снова, по многу раз. Бывало, возьмет книгу, чтобы найти какой-то фрагмент, и не может оторваться, пока не дойдет до конца. Современную литературу она тоже читала, но только художественную. Ей не нравилось, если говорили, что чтение – это побег от действительности. Она отвечала на полном серьезе, что не литература, а так называемая реальная жизнь и есть такой побег. И эта тема была для нее так важна, что она даже не вступала в споры по данному поводу.

Странно, но теперь все это куда-то делось. Не только из-за смерти Рича, но и из-за ее собственного погружения в болезнь. Сначала она думала, что это ненадолго и магия литературы вернется, как только закончится курс некоторых лекарств и изматывающих процедур.

Но этого не случилось.

Почему? Иногда она пыталась объяснить это некоему воображаемому инквизитору:

– Я слишком занята.

– Все так говорят. А чем ты занята?

– Я занимаюсь тем, что сосредоточиваю внимание.

– На чем?

– Ну, в смысле – думаю.

– О чем?

– Не важно.

Однажды утром, посидев так некоторое время, Нита решила, что день выдался очень жаркий. Надо включить вентиляторы. Или лучше даже открыть обе двери, переднюю и заднюю, оставив только сетки, и дать ветерку, если он сегодня вообще есть, возможность свободно продувать дом насквозь.

Она решила открыть сначала переднюю дверь. И раньше, чем в дом проникла хотя бы полоска утреннего солнца, Нита увидела за дверью темную тень, заслоняющую свет.

За сеткой стоял, как-то странно изогнувшись, молодой человек.