Слишком много счастья

Господи Исусе! Никогда не слыхал про такие соглашения. Я-то думал, что, когда они помрут, ее отправят в богадельню, вот и все соглашение. А теперь выясняется, что тогда и дом не мой.

В общем, я говорю отцу: это все не дело. А он мне: бумаги, мол, готовы, а если не хочешь подписывать – не подписывай. Тетя Ренни будет приглядывать за тем, чтобы ты после нашей смерти придерживался наших распоряжений.

Ага, думаю, еще, значит, тетя Ренни. Это материна младшая сестра, сука редкая.

Да при любом раскладе, он говорит, тетя Ренни будет за тобой приглядывать. И тут я сбавляю тон. Ладно, говорю, раз такое дело, пусть так все и будет. Значит, это справедливо. Ладно, говорю. А как вы смотрите, если я к вам подъеду на ужин в это воскресенье?

Отлично, отвечает. Рад, что ты все правильно понял. А то ты обычно выпалишь, не подумав, а в твои годы пора уже пораскинуть мозгами.

А забавно, что ты так говоришь – «пораскинуть мозгами», – думаю я про себя.

Ну, приехал я к ним. Мамаша цыплят пожарила. Я как вошел, думаю: запах-то какой, а? А потом унюхал запах Мадлен, все тот же, он у нее не меняется. И почему она так воняет, если мать моет ее каждый день? Ну, я вел себя как паинька. Раз у нас сегодня такой праздник, говорю им, надо мне вас сфотографировать. Сказал, что у меня новая камера, которая сразу снимки печатает, поэтому они себя тут же увидят. Тут же, говорю, увидите, хотите? Усадил их в гостиной, как на этой фотке. Мамаша говорит: «Давай быстрее, мне надо в кухню, а то все пригорит». – «Момент», – отвечаю. Щелкнул, а она говорит: «Ну давай, показывай, как мы получились». Я такой: «Сейчас, минуту подождите». И пока они ждут, когда фотка будет готова, вынимаю из кармана пушечку и – пиф-паф! – довожу дело до конца. Потом снимаю еще одну фоточку, отправляюсь на кухню и съедаю там цыпленка, а на них больше даже не гляжу. Я думал, тетя Ренни тоже приедет в гости, но мамаша сказала, что у нее там какие-то церковные дела. А то бы я ее, конечно, тоже сфотографировал. На-ка, погляди. До и после.

У мужчины голова свешена набок, у его жены – откинута назад. Выражения лиц потрясенные. Сестра склонилась вперед так, что лица не видно. Можно разглядеть только ее обтянутые цветастой тканью большие колени и темную голову с тщательно уложенными в старомодную прическу волосами.

– Ну а мне наконец-то стало хорошо: в первый раз за неделю расслабился. Но долго засиживаться там я не стал, перед темнотой ушел. Привел себя в порядок, доел цыпленка и решил, что пора сматываться. Думал наведаться еще к тете Ренни, но чувствую – настроение уже не то. Чтобы с ней разобраться, надо было снова завестись, а мне уже не хотелось. Ну и желудок полный, цыпленок-то оказался здоровый. Я там все съел, не стал с собой брать, потому что боялся собак: вдруг почуют, когда буду пробираться переулками. Решил, пожру так, чтобы на неделю хватило. Но когда до тебя добрался, сама видишь, как проголодался.

Он оглядел кухню.

– А выпить у тебя, должно быть, ни хрена нет. Чай-то был поганый.

– Наверное, есть вино, – сказала Нита. – Я не знаю, сама я больше не пью…

– Подшилась?

– Нет. Просто разонравилось.

Встав, она почувствовала, как дрожат ноги. Ну а как же иначе?

– Я там подправил телефонный кабель, прежде чем войти, – сказал он. – Так, на всякий случай сообщаю.

Станет ли он бесшабашным до неосторожности, когда выпьет? Или будет еще злее и бешенее? Кто его знает? Нита отыскала вино тут же, на кухне, никуда не выходя. Они с Ричем раньше выпивали каждый день немного красного вина, – говорят, это хорошо для сердца. Или плохо для чего-то, что нехорошо для сердца. Сейчас, в испуге и смятении, она не могла вспомнить.

В испуге. Конечно. То, что она онкологическая больная, помочь ей никак не могло. Верная смерть не позже чем через год никак не отменяет возможности умереть прямо сейчас.

– Во, другое дело! – обрадовался он. – А крышка-то не нарезная. Штопор есть?

Она потянулась к ящику, но он вскочил и оттолкнул ее, хотя и не очень грубо.

– Ну-ну, я сам! А ты к этому ящику не подходи. Ух ты, сколько тут всего!

Он вынул ножи и выложил их на сиденье своего стула – туда, куда она не смогла бы дотянуться. Потом открыл бутылку штопором. Она оценила, каким жутким оружием этот штопор мог оказаться в его руках. Сама-то она ни при каких обстоятельствах не смогла бы им воспользоваться.

– Я сейчас встану, возьму стаканы, – предупредила Нита, но он не разрешил.

Сказал, что стакана не надо, и спросил, есть ли пластмассовый?

– Нет.

– Тогда чашки. Смотри, я слежу.

Она поставила на стол две чашки и сказала:

– Мне самую капельку.

– И мне тоже, – откликнулся он с деловым видом. – Мне же еще машину вести.

Однако свою чашку наполнил до краев.

– Не хотел бы я, чтобы какой-нибудь коп сунулся меня проверять.

– Свободные радикалы! – произнесла она вдруг.

– Чего?

– Это говорят про красное вино. Оно то ли разрушает эти радикалы, потому что они вредные, то ли создает их, потому что они полезные{43}. Не помню.

Нита отпила глоток, и ей не стало плохо, как она ожидала. Он пил, все еще не садясь.

– Смотрите, на ножи не сядьте, – сказала она.