Слишком много счастья

Мои познания легче всего было сравнить с гнездом сороки, увешанным разными блестящими сведениями вроде этого факта.

– Да ну? – сказала Роксана. – А кто он такой? Великий Александр?

Я взглянула на мистера Крозье и вдруг поняла нечто и удивительное, и грустное.

Ему понравилось, что она не знает. Я точно говорю. Ему понравилось, что она не знает. Ее невежество доставило мистеру Крозье удовольствие, словно ему дали ириску.

Когда я впервые увидела Роксану, на ней были шорты, как и на мне, однако потом она всегда приходила в платье из какой-то жесткой и лоснящейся светло-зеленой ткани. Шуршание этого платья было слышно, уже когда она поднималась по лестнице. Она принесла мистеру Крозье шерстяную подушечку, чтобы у него не образовывались пролежни. Без конца выражала неудовольствие состоянием его простыней и без конца их расправляла. Однако ни ругань, ни эти перемещения не вызывали у больного раздражения, и после них она заставляла его признавать, что ему стало удобнее лежать.

Роксана никогда не терялась и не падала духом. Она то загадывала загадки, то травила анекдоты – из тех, которые моя мама называла похабными и запрещала рассказывать у нас дома всем, кроме папиных родственников (других форм общения они просто не знали).

Хохмы Роксаны начинались с вопроса, задаваемого с самым серьезным видом:

– Знаете, как монахиня покупала мясорубку?

– Знаете про жениха и невесту, которые заказали десерт в первую брачную ночь?

Анекдоты обычно содержали двусмысленность, и рассказчица могла обвинить слушателей в том, что у них всегда одно на уме.

Приучив нас к подобным шуткам, Роксана перешла к анекдотам позабористей, о существовании которых моя мама, боюсь, и не подозревала: в них фигурировал секс с овцами, курами и доильными аппаратами.

– Ужас какой, да? – так она обычно заканчивала свой рассказ. И добавляла, что всего этого муж понабрался в своей автомастерской, а сама-то она и представить такого не может.

Хихиканье старой миссис Крозье шокировало меня не меньше, чем сами анекдоты. Я даже решила, что она ничего не понимает, просто ей нравится слушать Роксану. Старая миссис сидела с улыбкой наготове, словно ей только что вручили какой-то подарок: обертка еще не снята, но он ей обязательно понравится.

Мистер Крозье не смеялся, но он ведь вообще никогда не смеялся. Только поднимал брови, делая вид, что сердится и находит Роксану ужасной и очаровательной одновременно. Сказывалось воспитание, а может, он выказывал таким образом благодарность за все, что она для него делала.

Что касается меня, то я заставляла себя смеяться, чтобы Роксана не сочла меня невинной недотрогой.

Помимо анекдотов, она оживляла обстановку рассказами о своей жизни. Приехала в Торонто из какого-то забытого богом городка на севере провинции Онтарио – в гости к старшей сестре. Устроилась на работу в магазин сети «Итонз»{65}. Сначала уборщицей в кафе, потом кто-то из менеджеров заметил, что она работает с огоньком, и ее взяли продавщицей в отдел перчаток. (Рассказывала она про это так, будто ее открыл режиссер студии «Уорнер бразерс».{66}) И кого бы, вы думали, она там видела? Барбару Энн Скотт{67}, знаменитую фигуристку! Та купила пару белых лайковых перчаток длиной до локтя.

У старшей сестры было столько кавалеров, что ей приходилось подкидывать монетку, решая, с кем сегодня пойти на свидание. Роксане поручалось встречать отвергнутых ухажеров у дверей пансиона и выражать им сожаление, в то время как сама сестра убегала через заднюю дверь. Роксана считала, что именно тогда она научилась так болтать. Вскоре кое-кто из парней, с которыми она знакомилась таким образом, начали приглашать на свидания уже ее саму. Сколько ей было лет, они не знали.

– Ну и я пустилась во все тяжкие, – закончила Роксана.

Я стала понимать: оказывается, есть такие девушки, которых охотно слушают не из-за содержания их рассказов, а потому, что они болтают с радостью и удовольствием. Их лица светятся от этой радости и убеждения, что любое их слово доставляет слушателям наслаждение. Есть, конечно, неприятные исключения вроде меня – те, кто радости не разделяет, но это уже их проблемы. И перед такими, как я, эти девушки особо распространяться не будут.

Мистер Крозье сидел прямо, обложенный подушками, и смотрел на мир счастливым взглядом. Он был счастлив, что может закрыть глаза, а она все будет говорить, а потом откроет их и обнаружит Роксану рядом с собой, как шоколадного зайца утром на Пасху. А потом будет следить за каждым движением ее леденцовых губ и за каждым вилянием ее пышного зада.

Старая миссис Крозье только покачивалась взад-вперед, продолжая пребывать в каком-то оцепенении от удовольствия.

Роксана проводила теперь наверху не меньше времени, чем внизу, где делала массаж. Я не могла понять, получает ли она дополнительную плату. А если нет, то зачем тратит столько времени? И кто может ей заплатить, кроме старой миссис Крозье?

И ради чего?

Ради того, чтобы ее пасынок чувствовал себя счастливее, комфортнее? Вряд ли.

Может, чтобы самой развлечься?