Слишком много сыщиков

– Конечно, – хрюкнул Вульф. – Мистер Грум, я совсем не прочь побеседовать с вами, но не собираюсь толочь воду в ступе. Что касается того, чтобы изменить свои показания, то я могу подправить стиль или пунктуацию, но суть останется та же. Добавить я также могу совсем немного, – например, что этот человек солгал мистеру Хайетту, заявив, что представился мне как Донахью и что я был в курсе того, что прослушивание было противозаконным. Впрочем, это и так подразумевается из моего отчета. У меня к вам есть только одна просьба. Сейчас я знаю его имя, по крайней мере то, что он назвал мистеру Хайетту, и знаю название отеля, где он проживал. Вряд ли я могу быть вам здесь полезен – я не имею ко всей истории никакого отношения. Но если вы позволите мне прямо сейчас вернуться в Нью-Йорк, я приложу все свои знания и опыт, чтобы выяснить, кто этот человек, откуда он взялся, чем занимался и с кем был связан…

Вульф умолк, потому что Грум повернул голову – дверь открылась и вошел еще один человек в полицейской форме. Он подошел к Груму и протянул ему сложенный лист:

– Капитан, это для вас.

Грум развернул бумагу и пробежал ее глазами. Потом он отослал полицейского и, снова прочитав написанное, поднял глаза на нас с Вульфом.

– Это ордер на ваш арест как главных свидетелей убийства. Я должен действовать соответственно. Хотите ознакомиться с документом?

Я повернул голову и посмотрел на Вульфа. Готов засвидетельствовать, что за целых десять секунд гробового молчания он ни разу не моргнул, после чего произнес единственное слово:

– Нет.

– Позвольте мне, – сказал я и протянул руку. Грум вручил мне ордер. Полный кошер, даже наши имена были написаны правильно. Подпись судьи читалась примерно так: Бимнайомр. – Кажется, это не фальшивка, – обратился я к Вульфу, но тот даже не взглянул на меня.

– Я даже не знаю, как это назвать, – процедил он ледяным голосом, не сводя глаз с Грума. – Своеволие? Самоуверенность? Или просто упрямство?

– Вульф, вы не в Нью-Йорке, а в Олбани, – Грум старался не показывать, как он горд собой. – Я еще раз спрашиваю вас, вы хотите изменить что-либо в своем отчете?

– Вы в самом деле собираетесь выполнить предписание ордера?

– Я уже это сделал. Вы арестованы.

Вульф повернулся ко мне:

– Какой номер у мистера Паркера?

– Иствуд 62605.

Вульф поднялся, подошел вокруг стола к креслу, которое освободил Хайетт, и, опустившись в него, взял телефонную трубку. Грум вскочил было, но, сделав шаг, остановился и сунул руки в карманы. Вульф набрал номер и прогудел в трубку:

– Пожалуйста, Нью-Йорк, Иствуд 62605.

4

Спустя четыре часа, в шесть вечера, нас все еще держали взаперти. Конечно, мне и раньше приходилось попадать за решетку, но вместе с Вульфом – ни разу. С Вульфом, с тех пор как я у него служил, подобное случилось в первый раз.

На самом деле в каталажку нас, разумеется, не упрятали, во всяком случае, внешне все выглядело не совсем так. В полицейском участке пустовала комната для задержанных, и не такая уж скверная, если не считать того, что запах в ней стоял как в лазарете посреди джерсийских болот и стулья были засаленные. А так в углу комнаты за перегородкой нашелся даже унитаз с рукомойником. К нам приставили фараона – чтобы он присмотрел за тем, как бы мы не попытались отвертеться от электрического стула, покончив с собой. Когда я сказал, что дам ему доллар, если он принесет нам вечернюю газету, фараон открыл дверь и завопил кому-то, чтобы его подменили. Не захотел рисковать, значит.

Вскоре после того, как нас заперли в темницу, выяснилось, что можно попросить, чтобы принесли жратву. Я заказал два сандвича с бифштексами на поджаренном белом хлебе и кварту молока. Вульф, у которого с десяти утра, когда он выпил кофе, маковой росинки во рту не было, высокомерно отказался. Не знаю, может, он решил объявить голодовку, или просто был слишком взбешен, чтобы есть. Когда принесли мой заказ, то оказалось, что под бифштексами на тостах легавые понимают всего лишь ветчину с черным хлебом, к тому же ветчина была так себе, зато молоко оказалось вполне сносным.

Плененный Вульф не только не желал ничего есть, он еще и молчал, будто воды в рот набрал. Постелив на старую деревянную скамью у стены свое пальто, он уселся, даже не потрудившись снять шляпу, и откинулся назад с закрытыми глазами и сцепленными на необъятном пузе пальцами. По его виду я понял, благо знал я его неплохо, что вместо того, чтобы взять себя в руки, он распаляется все больше и больше. Лишь однажды он соизволил прервать молчание, когда по прошествии двух часов нашего заточения открыл глаза и изрек, что хочет, чтобы я ему сказал кое-что, только честно. Я ответил, что готов честно выложить ему как на духу все, что вообще знаю, благо времени на это у нас теперь будет предостаточно.

Вульф хрюкнул:

– Я предвижу, что в будущем, если нас с тобой попрежнему ничто не разлучит, а это маловероятно, нам не раз еще придется вспомнить то, что случилось сегодня. Согласен?

– Да. При условии, конечно, что это не последний такой случай. Хотя вы предполагаете, что будущее у нас все-таки есть.