Слишком много убийств

— Рон ворвался в квартиру Диди с опасной бритвой, намереваясь свести счеты. Я плохо разбираюсь в жаргоне, но думаю, он был, что называется, «совсем укуренный». В результате бритвой воспользовалась Анна. Перерезала ему горло от уха до уха. Диди позвонила мне домой и все рассказала. Я тогда как раз… начал выполнять свой социалистический долг в «Корнукопии». Пришлось заниматься еще и этим кошмаром. Рон исчез — не надейтесь найти его тело, капитан! Оно далеко от Коннектикута.

— Где теперь Анна?

— В Сибири, в лагере, где нет ни героина, ни секса, ни шлюх, — ответил ее отец. — Ей тридцать один год.

— И все эти годы вы копили злобу на несчастную, беззащитную проститутку? — недоуменно спросил Кармайн. — Бог мой, неужто вам никогда не приходило в голову, что часть вины, возможно, лежит на вас самом?

Второй вопрос Смит пропустил мимо ушей.

— Несчастную, беззащитную — чушь! — закричал он. — Диди Холл — симптом болезни, разъедающей гниющую зловонную тушу Америки! Таких, как она, нужно расстреливать или отправлять на каторгу! Шлюхи, наркотики, евреи, гомосексуалисты, черные, подростковая распущенность!

— Меня от вас тошнит, мистер Смит, — невозмутимо сказал Кармайн. — Вы не социалист и патриот, вы — нацист. Маркс и Энгельс оба были евреями, и они плюнули бы вам в лицо! Когда вы присвоили себе личность настоящего Филипа Смита? Он был полковником армии США, но темной лошадкой. Ни с кем особенно не общался, куда-то уходил, приходил. Сослуживцы по его западногерманской базе считали его агентом одной из секретных служб. Удивляетесь, откуда мне это известно? Ведь даже ФБР пришло к выводу, что он из ЦРУ, и прекратило наблюдения. Элементарно, мистер Смит! В войну я служил в военной полиции — по старым каналам могу разузнать о ком и о чем угодно. В сорок шестом, выполняя секретное задание, один Филип Смит был похищен и застрелен, другой занял его место. Этот второй Филип Смит, то есть вы, возвратился в начале сорок седьмого года из Германии в Америку вместе с женой-иностранкой. Тогда это была не редкость. Так вы появились в Бостоне — полковник в отставке с семьей.

Смит слушал внешне спокойно, с ухмылкой на лице. Только в глазах — окошках одурманенного морфием мозга — стояли изумление и страх.

— Новоиспеченный бостонский аристократ и миллионер держался особняком — так было легче выдавать себя за Филипа Смита, благо у того не было близких родственников, а с сорокового года в городе его никто не видел — он пошел служить в армию задолго до Перл-Харбора. Со Скепсами вы «породнились» очень остроумным способом. Упоминали о своем родстве каждому встречному и поперечному, до тех пор пока все, в том числе Скепсы, в него не поверили. В пятьдесят первом году, через четыре года после появления в бостонском обществе, вы вошли в совет директоров «Корнукопии». Построили свой замечательный особняк, переехали в Холломен и стали тем, кто вы есть, — высокомерной, безжалостной сволочью. Все в «Корнукопии», включая тогда еще юного Дезмонда Скепса, приняли как данность, что в правлении вы — чисто декоративный элемент; большего от вас не ждали. В конце концов, что в этом удивительного? Обычное дело — члены правления получают жалованье, а работают другие.

— Завидуете, капитан?

— Завидую? Ничуть, мистер Смит. Скорее, восхищаюсь. Представляю, как трудно выполнять патриотический долг, купаясь в роскоши в окружении идеологических врагов! Вам никогда не приходилось жить в квартире на шестом этаже без лифта и горячей воды, где зимой перемерзают трубы. Вы, мистер Смит, выше простого народа, и не важно, в какой стране находитесь — в США или в СССР, верно? Вы и здесь, и там разъезжаете в лимузине, имеете слуг, с которыми можно обращаться по-свински, пользуетесь всеми привилегиями партийного бонзы. Здесь партия капиталистическая, там — коммунистическая. Для вас никакой разницы! Что ж, вы подвели обоих господ, которым служили. Теперь вы не нужны никому.

— Вы фантазер и романтик, капитан Дельмонико, — проговорил Смит. Губы его тряслись от плохо скрываемой ярости.

— Вы не первый, кто меня так назвал, но я лично не вижу в этом ничего плохого. — Кармайн наклонился, и его лицо оказалось над лицом Смита. — А знаете, что самое фантастичное в этой истории? Вас подвел спортивный автомобиль — игрушка и секс-символ капиталистического мира. Вам едва не удалось выйти сухим из воды! И в провале виноваты только вы сами. Подумайте об этом, когда будете сидеть на вонючей параше, глядя на старый тюремный матрас в пятнах! Вас придется изолировать, потому что самый отпетый убийца или растлитель малолетних будет относиться к вам как к последней дряни. Как к изменнику. Ах да, вас же посадят за убийство, а не за измену, верно? Богатый парень нигде не пропадет — можно подкупить тюремного начальника, и все уже не так плохо. Не надейтесь, мистер Смит. Какой бы тюрьме ни выпала честь принять вас в свои стены, там узнают о вашей измене. Книги будут приходить к вам измазанные дерьмом, журналы — порезанные на ленты, а ручки не будут писать…

— Замолчите! Замолчите! — Лицо Смита стало белее простыни. —