Слишком неправильно (ЛП)

Когда я рос, моя комната находилась на верхнем этаже, откуда открывался вид на сад с полноразмерным теннисным кортом, спа и бассейном. Я забирался туда и выходил из комнаты, используя перила балкона, чтобы спуститься на балкон внизу, затем спрыгивал на палубу и уходил, веселясь до раннего утра. Мама и папа узнали о моих выходках, когда я учился на втором курсе колледжа. Я протащил девушку в свою комнату, а позже попытался вывести ее оттуда тем же способом, каким она пришла: через балкон.

К несчастью, она была навеселе и сломала лодыжку, приземлившись на палубу в три часа ночи.

Я получил от мамы нагоняй и разрешение от папы вводить девочек через парадную дверь и выпускать их тем же путем. Он такой же спокойный, каким и был. Думаю, это обязательное качество, когда ты воспитываешь семерых мальчиков.

По семейной традиции я прихожу с большим опозданием на ежемесячные посиделки, которые моя мама настояла устроить, как только тройняшки переехали жить к Нико.

— Нам нужно проводить больше времени вместе.

Хотя я не возражаю, я беспокоюсь. С каждой неделей мама становится все более неуверенной в себе. Она борется за то, чтобы чувствовать себя нужной, и жаждет внимания своих сыновей до такой степени, что я боюсь, как бы она не стала шантажировать папу, чтобы он завел еще одного ребенка. Я вздрагиваю, отгоняя мысли о том, как мои родители пытаются зачать ребенка в их возрасте. Для мамы в пятьдесят семь лет было бы большим достижением выносить беременность и роды.

Тео открывает левую створку большой двустворчатой двери, отвлекая мою беспорядочную голову от мыслей о том, что мои родители занимаются сексом.

— Я рад, что ты опоздал, — говорит он, размахивая сотней перед моим лицом. — Нико был уверен, что ты сегодня придешь вовремя.

У этого парня слишком много денег, если он готов поставить на то, что я приду вовремя.

— Он вообще меня знает? — я прохожу мимо Тео и его широкой ухмылки, сбрасывая пиджак в фойе.

Я вешаю его на перила парадной лестницы и улыбаюсь, когда до моих ушей доносится акустическая фортепианная версия Imagine Джона Леннона. В доме пахнет свежеиспеченным яблочным пирогом, а это значит, что бабушка здесь.

Я перехожу в одну из трех гостиных, где моя мама сидит перед роялем Стейнвей 1904 года, положив руки на клавиши и покачивая головой в такт музыке.

Как и ожидалось, Нико сидит на подлокотнике белого дивана Честерфилд, не сводя глаз с нашей мамы. Я готов поспорить на сто долларов, что это он попросил ее сыграть. И это та ставка, которая не принесет мне убытков. Нико редко расслабляется, но когда он слушает мамину игру, гнев, который обычно окружает его, как грозовая туча, пропадает.

Мама позволяет последней ноте зависнуть в воздухе, когда песня заканчивается. Я помню, как она проводила каждый вечер перед фортепиано, когда я был маленьким мальчиком, но я не смог оценить ее талант и любовь к инструменту до более почтенного возраста.

Улыбка расплывается по ее лицу, когда она поворачивается на табурете.

— Логан! — радостно восклицает она, устремляясь ко мне в легком, струящемся платье.

Не многие пятидесяти семилетние женщины смогли бы надеть такое платье — расклешенное к низу, облегающее талию, — но моя мать от природы красива; тридцать с лишним лет назад она была мисс Калифорния. Стройная фигура с осиной талией и ангельским лицом. Если бы у меня была сестра, унаследовавшая большинство маминых черт, смешанных с бабушкиными, она была бы самой сногсшибательной девушкой по эту сторону Атлантики.

А семеро ее братьев надирали бы задницы налево, направо и в центр, чтобы держать недостойных придурков подальше.

— Все уже на улице, — говорит она, забирая вино и прижимаясь мягким поцелуем к моей щеке. Она потирает это место, вероятно, стирая след от вишнево-красной помады. — Думаю, твоему папе понадобится помощь в приготовлении барбекю.

За последние пару недель погода улучшилась. Май принес жару, достойную самого жаркого лета, так что мы можем наслаждаться барбекю на улице, а не проводить время за длинным столом в столовой.

— Мы пригласили и Марунов, — добавляет она, и в ее серых глазах цвета расплавленной стали пляшут искорки. Удивительно, что ни один из моих братьев не унаследовал этот необычный цвет. Мы все оттенки коричневого, от карамельного Коди до почти черного Нико, как его чертова душа. — Они переехали сюда пару недель назад.

— Кого? — спрашиваю я, сведя брови вместе.

— Марунов! — повторяет она, как будто думает, что я не расслышала ее в первый раз.

— Мам, я спрашиваю, кто такие Маруны.

Тео стоит в углу и качает головой, неодобрительная гримаса портит его черты и усиливает шрам на щеке.

— Это низко, Логан.

— Это чертовски ужасно, — добавляет Нико, не менее возмущенный, хотя в его словах больше искренности, чем в словах Тео. — Как тебе не стыдно. Как ты мог забыть фамилию своей невесты?

Губы Тео искажает ехидная ухмылка, а затем следует короткий смешок.

— У нее все еще есть это гребаное кольцо, которое ты ей подарил!

— Язык, Тео, — кричит мама, глядя на него своим фирменным взглядом.

Он вскидывает руки вверх.