— Именно. Такое запросто может случиться. Предположим теперь, что автор во всех бумагах оговаривает некое условие. Допустим, он очень любит кино и желает, чтобы фильм по его книге снимали непременно на английской киностудии и чтобы главную роль играл, например, Рональд Колмен или еще кто-нибудь, — словом, он вдруг вспоминает, что по всем договорам за ним остается последнее слово по вопросу о выборе киностудии. А пьеса идет с оглушительным успехом, предложения об экранизации сыплются со всех сторон, и вот пятеро продюсеров собираются вместе, чтобы осудить, кто будет снимать. И тут А отказывает им всем. Потому что его дантист только что предложил выкупить права за один пенни. После чего А предъявляет письмо от дантиста и четыре полупенсовика.
— Что же будет?
— Все подписывают новое соглашение, и каждому достаются десять процентов. Вот такая история. В старые «панчевские» времена она бы обязательно появилась в ближайшем пятничном номере.
— Слушай, нельзя, чтобы она пропала зря! Ты не мог бы сделать из нее рассказ?
— Да, наверное.
— Честное слово? Обещаешь?
— Пожалуй. Надо когда-нибудь писать и рассказы. Я думаю, это весело.
— Начинай сразу после чая, пока не забыл!
— Если хочешь, я напишу первый абзац.
— Честно?
— Честно-честно.
После чая я написал первый абзац.
А за ужином я сказал:
— Пожалуй, допишу этот рассказ, раз уж начал. Много времени он не займет.
— Нормально получается?
— По-моему, да. Мне нравится.
Через неделю Дафна спросила:
— Как продвигается рассказ?
— Тысяч пять слов набралось.
— А какой длины обычно бывают рассказы?
— Около пяти тысяч.
— Так ты практически закончил?
— По правде говоря, я еще толком и не приступил. Сюжет пока даже не виден. Когда-нибудь дойдем и до него.
— А если нет?
— Тогда окажется, что я написал роман.
— Разве так пишут романы?
— Не спрашивай! Я понятия не имею, как пишут романы. Я просто рассказываю о двух людях и получаю массу удовольствия. Наверное, к концу года что-нибудь станет ясно.
К концу года стало совершенно ясно, что у меня получается роман под названием «Двое».
Каким надо быть самовлюбленным, чтобы рассказывать о своих книгах и пьесах, как будто все их читали и понимают, о чем речь! Или, если хотите, каким надо быть скромным, полагая, что твою автобиографию прочтут только те, кто знает твои книги и пьесы.
Глава 16
МОЛОДОЙ ДРУГ. Скажите, сэр, в чем, по-вашему, причина вашего успеха?
АВТОР. Не называйте меня «сэр». Ненавижу, когда меня называют «сэр». Я не настолько старый.
М.Д. Прошу прощения. Так в чем, по-вашему… Не могли бы вы сесть спиной к свету… И пожалуй, шляпу… Спасибо! Так в чем секрет вашего успеха, молодой человек?
А. В каком смысле «успех»?
М.Д. Да в любом. То, что я купил вашу последнюю книгу… То есть взял в библиотеке… То есть она у меня в списке… Дьявол, ну вы понимаете!
А. Лишь бы я не понял больше, чем вы хотите сказать.
М.Д. А, значит, все в порядке. Видите ли, мне кажется, сейчас, напоследок, вам бы надо сказать что-нибудь для подрастающего поколения. Несколько полезных советов молодежи. Юноше, вступающему в жизнь. Коротко о главном: в чем секрет?
А. Есть только одно правило.
М.Д. Да?
А. Не слушайте ничьих советов! Из всех печальных слов, что сказаны устами или записаны пером, печальней нету, как[50]
: «Зачем я послушался Томкинса?»М.Д. Не рифмуется.
А. Можно заменить на «слушал, что сказал мне Том».
М.Д. Неужели вы серьезно?
А. Абсолютно.
М.Д. Поэтому вы и добились всего, чего добились?
А. Не знаю, чего я, собственно, добился, но в общем — да.
М.Д. Откуда вы знаете, что не добились бы большего, если бы прислушивались к советам?
А. Ниоткуда. Вы же не спрашивали, чем я объясняю свой провал.
М.Д. Иными словами, вы всегда делаете что хотите и не слушаете, что вам говорят?
А. Иными словами, я слушаю, что мне говорят, а потом стараюсь сделать то, что хочу.
М.Д. А вам советуют другое?
А. Как правило.
М.Д. В этом и состоит ваш совет молодым авторам? И вообще молодым людям?
А. Да.
М.Д.
А. Знаю. Жизнь вообще сложна.
М.Д. Кстати, вы мне напомнили! Вроде вам следует пожаловаться на то, как трудна стала жизнь? Что-нибудь о беспечной праздности в старые добрые времена. Laus temporis[51]
и так далее.А. Во-первых, в старые добрые времена мы произносили это иначе.
М.Д. Ага, отлично! Что еще?
А. Э-э…
М.Д. Давайте, расскажите, «во что вы верите», или «куда катится этот мир», или еще что-нибудь этакое!
Один ужасно умный молодой человек взялся объяснять Рейнхардту[52]
, как нужно ставить Шекспира. Никаких пышных декораций, никакой зрелищности. Простой черный занавес. Это намного художественнее. Рейнхардт слушал и одобрительно кивал, а потом сказал:— Вдобавок так легче.