Слишком слабый огонь

Пока я лежала на ничьей кровати, размышляя о том насколько смертелен удар ножом в подреберье (копье Лонгина и прочее), Ив вернулся к себе, выпил рюмку гостиничного виски и лег спать, не иначе. Или не вернулся, не выпил, и не лег. Этого я уже не узнаю. В любом случае, я заплатила марокканке за несколько часов сна, подумала я, достала нож из-под подушки, положила его в сумку, закрыла глаза и проснулась только в шесть. От жужжания пылесоса в соседнем номере.

В десять у меня интервью с Radio France, успею переодеться и позавтракать.

Я сажусь на парапет и какое-то время смотрю на перевернутые рыбацкие лодки в блестящей тине, на окна отеля «Белем», полные раздробленного утреннего солнца. Там в отеле, на одной из кроватей лежит тело месье Ф, блестящее, в розовых родинках, как у речной форели. Теперь оно кажется мне слишком тугим, слишком жестким, наполненным какой-то противной упругой жизнью.

По узкой прибрежной дорожке едут две девчонки на красных велосипедах, это местные — с проволочными корзинами для покупок на раме, из корзин торчат белесые от муки багеты и пучки зелени, перевязанные нитками. Наверное, уже девятый час.

Без пятнадцати девять, говорит лодочник, хотя я ничего не спросила. Я подхожу к лодке поближе, минуя закрытый киоск и афишную тумбу, со стороны моря на ней наклеен концертный плакат Мишеля Сарду, это было в Ренне, в феврале, поверх него белеет рекламка проката воздушных змеев. Со стороны города еще держится истрепанный ветром анонс Книжного фестиваля: расписание чтений, портреты гостей в овальных рамках, будто на могильной плите.

А вот и месье Ф. — сорванная щека, лиловый глаз, половина улыбки.

Я убью его, разумеется. Ледяные газированные пузырьки заполняют мне горло, когда я произношу это вслух. Хлебный нож шевелится в сумке, как голодная ящерица, месье Ф. улыбается лоскутом лица. Лодочник оборачивается на звук чужеземной речи и вопросительно щурится. Я убью вашего писателя, говорю я, показывая пальцем на ободранную афишу, в моей жизни появился смысл, понимаете?

Ветер, говорит лодочник, здесь ничего подолгу не держится. Ветер, песок и морская соль.

Я даю ему десятку, и мы отчаливаем.