Слишком верная жена

— Ладно, ладно, — замахал он руками. — Что за человек?! Ты ей — слово, она тебе — десять.

Мирослава ничего не возразила на его тираду, и Шура продолжил:

— Представляешь, ко мне учительница приходила Максименкову защищать!

— Какая учительница? — удивилась Мирослава.

— Та, что когда-то учила в школе и Фалалееву, и Максименкову. Оказывается, она поддерживала отношения с Максименковой.

— Интересно. И решила ее защитить?

— Представь себе! — воодушевился Шура. — Я сам, можно сказать, опупел!

— Давно?

— Что давно?

— Приходила она к тебе!

— Неделю назад.

— И ты ничего мне не сказал!

— А что я должен говорить?! Ты на адвоката работаешь!

— Я работаю на клиента! И выясняю истину, а не подгоняю улики под понравившуюся версию!

— Что ты этим хочешь сказать?! — возмутился Наполеонов.

— Только то, что уже сказала.

— Ну, знаешь!

— Ребята, давайте жить дружно, — вмешался Морис.

— С ней поживешь дружно. Столько лет она меня клюет! У меня скоро плешь появится!

— Мяв! — громко произнес кот.

— И что он сказал? — заинтересовался Наполеонов.

— Что ты преувеличиваешь, — охотно перевела Мирослава.

— Вы все против меня! — обиделся Наполеонов.

— Да нет же, Шурочка, — сказала Мирослава, — просто я хочу, чтобы ты рассматривал все возможные версии.

— Какие версии? Ты же уверена, что она не виновата!

— Я к этому склоняюсь. Вспомни, что Анна зачем-то приходила к Маргарите.

— Да врет она все!

— Кто? — невинно поинтересовалась Мирослава.

— Максименкова!

— Почему ты в этом так уверен?

— Какая нормальная женщина будет благодарить соперницу за возврат мужа?

— Нормальная не станет, если только что-то не задумала.

— Ну, что, что могла задумать эта бедная затурканная женщина?! Я имею в виду Анну Фалалееву!

— Не такая уж она и затурканная. Кстати, ты проводил опрос соседей в доме Фалалеевых?

— Зачем?

— Чтобы узнать, как супруги жили, не ссорились ли. Может, кто-то слышал, как Анна угрожала мужу?

— Шутишь? — усмехнулся Шура, — все твердят, что она была до безумия влюблена в своего мужа.

— Вот именно до безумия, — поддакнула Мирослава.

— Если уж кого и убивать, то Анне стоило устранить свою любвеобильную сестрицу!

— Не все так просто, Шурочка.

— Зачем ей убивать мужа, если он опять к ней вернулся?

— Вот именно, опять…

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Наполеонов.

— А то, что как вернулся, так мог опять уйти через некоторое время к Маргарите.

— Не мог, — уверенно проговорил Наполеонов.

— Почему?

— У Маргариты появился Басаргин.

— У нее и до этого постоянно кто-то появлялся.

— Но не Басаргин! — упрямо повторил Шура.

— И чего ты на Басаргине зациклился?

— Потому, что он не мужик, а кремень.

— И кремень может надоесть такой женщине, как Маргарита. А с Фалалеевым могла сработать пословица: «Старая любовь не ржавеет».

— Да пойми ты! — воскликнул Наполеонов. — Басаргин не тот человек, что позволит какой-то там дамочке играть собой, как кошке с мышкой!

— Он влюблен в Максименкову.

— Он любит ее, а не просто влюблен.

— Ну и что?

— А то, что он ее от себя не отпустит.

— Интересно, — Мирослава задумалась и сказала: — Может быть, ты и прав.

— Не может, а точно прав.

— Тогда это новая версия.

— Какая еще версия? — недовольно спросил Наполеонов.

— Такая! Ты говоришь, что Басаргин не намерен отпускать от себя Маргариту.

— Ну?

— Но он не может заточить ее в башню.

— Не может…

— Значит, она может ускользнуть в любое время, несмотря на его хватку.

— Опять двадцать пять! — воскликнул Наполеонов. — Говорю же тебе, от таких, как Басаргин, не ускальзывают.

— Вот он и мог избавиться от соперника раз и навсегда, так сказать, кардинальным способом.

— Против Басаргина нет никаких улик!

— Зато против Максименковой улик слишком много.

— И все неопровержимые!

— Потому, что никто не пытался их опровергнуть!

— Извини, но как можно опровергнуть отпечатки пальцев, туфель, подлинность почерка и ДНК слюны, в конце концов, на сигаретах?

— С сигаретами все очень просто! Если мне нужно тебя подставить, я бы взяла окурки у тебя дома.

— Я не курю.

— Бутылку тоже.

— А я буду делать вид, что не замечаю, как ты шаришь по моей квартире?! — ехидно спросил Шура.

— Я могу подсыпать тебе в чай снотворное.

— Я почувствую привкус.

— Хорошо, в спиртное.

— Моя мама не пьет, — хмыкнул Наполеонов.

— Шура, причем тут твоя мама?

— Она заметит твои проделки!

— Маргарита живет одна. И я просто привела тебе пример. Ты же не станешь отрицать, что экспертиза обнаружила снотворное в крови Фалалеева?

— Не стану. Но он мог принять его сам.

— Зачем?

— От бессонницы.

— Никто не упоминал, что Фалалеев плохо спал по ночам. И где флакон от лекарства?

— Мало ли, например, выбросил.

— Чушь.

— А записка?

— Ее можно вырвать из дневника…

— Ага.

— Взять старое письмо. Да мало ли?!

— Это не прокатит, — заметил Наполеонов, — если ты намерена опровергать улики, то должна найти что-то посущественнее.

— И с туфлей тоже странно. Ты не находишь?

— Чего с ней странного?

— Зачем она выбросила вторую в мусорный бачок рядом со своим домом?

— Мало ли, нервничала, торопилась, не подумала хорошо…

— Бред!

— Бред не бред, но улик много.

— А ты уверен, что Фалалеев собирался возвращаться к жене?

— Он уже вернулся!

— И жил на даче?