Слишком верная жена

— Всем, чем могу, — проговорил он, стараясь принять солидный вид.

— Вы ведь каждый день ждете, а потом провожаете свою девушку.

— Да, Нину.

Мирослава назвала дату убийства Фалалеева:

— Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, не заметили ли вы в этот вечер возле кафе или поблизости на дороге такси?

— Такси? — удивился он.

— Да.

— Тут у нас олигархов нет, — ответил Сева со значительной долей гордости за свою малую родину.

— В смысле? — удивилась, в свою очередь, Мирослава.

— В том смысле, что такси здесь почти не бывает. Местные жители и дачники ездят на своих машинах. Иномарки если и встречаются, то в основном подержанные. Никто на дачу на такси ездить не станет.

— Значит, в тот вечер вы такси не видели?

— Я его тут вообще сто лет не видел! — горячо заверил ее Сева.

— Так уж и сто лет? — улыбнулась она.

— Стопудово! — Сева задумался. — Зато в тот вечер я видел на стоянке, — он кивнул на окно, — машину.

— Какую машину?

— Иномарку, — пожал парень плечами.

— Почему же вы ее заметили?

— Нинки не было, я смотрел от нечего делать на окно. На стоянке остановилась машина. В это время я увидел Нинку и выскочил из кафе, чтобы ее встретить.

— А кто был в машине?

— Кто там был, не знаю. Но из нее вылезла тетка и потопала в сторону дачного поселка.

— Почему вы так решили?

— Здесь две дороги, она пошла именно по той, что ведет в поселок.

— Вы хотя бы рассмотрели женщину?

Он покачал головой:

— Оно мне надо было?

— Понятно…

— Да и видел я ее только со спины.

— Как она была одета?

— Обыкновенно…

— В куртке? В плаще?

— В плаще светло-коричневого цвета.

— Кофейного цвета?

— Можно сказать и так, — пожал плечами Сева.

У Мирославы перехватило дыхание, но она не подала вида.

— А туфли какие на ней были?

— Не обратил внимания.

— Машину вы можете описать?

— Да, пожалуйста. «Хонда» салатного цвета.

— А номер машины вы не запомнили?

— Вертится в голове, но вспомнить не могу.

— Постарайтесь!

— Я бы и сам рад вам помочь, но, увы.

— Хорошо, — сказала Мирослава, — если вы вдруг вспомните, позвоните. Я заплачу вам за информацию.

И она назвала такую сумму вознаграждения, что он чуть не подпрыгнул вместе со стулом.

— Но я не помню, — жалобно проговорил Сева.

— Ничего, может, и вспомните, чудеса на свете случаются.

Он проблеял что-то невразумительное и спрятал ее визитку в карман.

Мирослава положила на стол купюру:

— Погуляйте сегодня со своей девушкой.

— Нет, — замотал Сева головой, — я же этого не заработал.

— Это только вам так кажется, на самом деле вы мне помогли. До свиданья.

— Д-д-до свиданья, — заикаясь от свалившегося на него, проговорил парень. И уже опомнившись, закричал ей вслед: — А Нинке можно рассказать?

Обернувшись, Мирослава улыбнулась и сказала:

— Лучше не надо.

— Почему?

— Так она пилить вас будет.

— За что?!

— За упущенную выгоду.

Сева посмотрел на закрывшуюся за детективом дверь, и через пару минут осознав, что она права, прикусил язык. Так что появившаяся наконец Нина, в этот день так ничего от Севы и не узнала.

Глава 12

— Отцвели уж давно, — вздохнула Виктория.

— Как видишь, еще не отцвели, — улыбнулась Мирослава.

Тетка с племянницей стояли рядом с кустами хризантем, которые в этом году цвели особенно ярко, можно даже сказать, самозабвенно. Терпкий привкус от их аромата надолго оставался на губах…

— Почему ты сегодня такая печальная, тетя?

— Я не печальная, но, видишь ли, возраст порой навевает грустные мысли.

— А по-моему, имея молодого мужа, грустить просто непозволительно и в сто лет, — улыбнулась Мирослава.

— Ты забываешь, что я писатель. А писатели — вообще странные люди, — снова вздохнула тетка.

— Особенно если они еще и поэты, — хмыкнула племянница.

— Ага, еще и поэты… — подозрительно покорно согласилась Виктория.

— Мне лично нравится взгляд на хризантемы японцев, — сказала Мирослава. — В переводе с японского языка на русский название цветка — kiku переводится как солнце. Они и правда похожи на солнце, ты не находишь, тетя?

— Нахожу… Помнишь, в «Записках у изголовья» Сей Сенагон: «Если в девятый день девятой луны к утру пойдет легкий дождь, хлопья ваты на хризантемах пропитаются благоуханной влагой, и аромат цветов станет от этого еще сильнее».

— Красиво…

— Японцам в воспевании красоты хризантем не уступали китайцы.

— Ты права! — И Мирослава прочитала строки китайской поэтессы XII века Ли Цинчжао:

Твоя листва — из яшмы бахрома —
Свисает над землей за слоем слой,
Десятки тысяч лепестков твоих,
Как золото чеканное горят…

— О да! Ли Цинчжао сумела сочетать в своем творчестве женское восприятие природы с гениальностью, которую, как всегда бывает в подлунном мире, признали спустя века после ухода автора из этого мира.

— Тетя! Но тебе-то грех жаловаться!

Виктория рассмеялась:

— Я и не жалуюсь. Кстати, а ты знаешь, что некоторые китайские поэты не только воспевали хризантемы, но и разводили их, как, например, живший в четвертом веке нашей эры и считавшийся величайшим поэт Тао Юань-мин: