Солнечные панели домов ярко светились, жадно впитывая рассветную энергию светила. Чахлые деревья ещё не сбросили свою листву; раньше люди в это время собирали урожай – по крайней мере, так показывали по визору. Урожаем в те времена были те же фрукты и овощи, что я производил на заводе, но на вид куда более аппетитные. Наш небольшой город со всех сторон окружал лес; туда никто давно уже не ходил. Поговаривали о том, что где-то за ним есть поселение, где жители до сих пор остаются в здравом уме – но никто не рисковал проверить это. Люди вообще отвыкли путешествовать; даже ездить по дорогам никто не хотел, и ненужные старые машины годами ржавели на свалке близ города (хотя в Интернете многие американцы хвалились, что всё ещё наслаждаются высокими скоростями, рассекая по дорогам на автомобилях). Именно поэтому всё, что показывали по визору, было для нас как-то дико и непривычно; мы не хотели жить так. Даже самые маленькие дети вели слишком взрослую жизнь, торопясь насладиться всеми удовольствиями существования. Курс обучения сводился к тому, что расскажут детям их ещё не сошедшие с ума родители плюс то, что дети сами увидят по визору или на мониторе компьютера. Кое-как читать, немного коряво писать и считать – вот и всё образование, что можно получить. А некоторых детей, рождённых матерью в 23-24 года, воспитывали и вовсе исорги – почти неотличимые от людей искусственные организмы. Высокие, худощавые, практически многие из них – на одно лицо, они внешне выглядели как обычные парни и девушки – но в общении с ними всегда становилось ясно, что им чуждо всё человеческое, так как их голоса казались металлическими, неживыми. Все слова исорги произносили с одной и той же механической интонацией, без малейшего проявления чувств. Даже няни-исорги, кто воспитывал детей с рождения, отлучая многих от родителей уже в возрасте трёх-четырёх лет, не способны были выражать эмоции.
Не знаю почему, но я пока не собирался ни жениться, ни заводить детей. Все мне говорили: мол, что ты медлишь, так и не успеешь потомство оставить. Но я всё отчего-то не решался найти себе пару; возможно, просто не хотел, чтобы дети вместо отца видели пускающего слюни идиота.
Пробравшись сквозь извилистые улочки города к заводу, я на секунду остановился возле входа. Сам завод представлял собой нелепую четырёхэтажную конструкцию с арочками, портиками и даже никому не нужными балкончиками. Раньше здесь явно был самый обычный дом, из тех, что показывают по визору. Мне не раз предлагали устроиться на работу по прокрутке старых фильмов и передач, но я не соглашался, потому что считал этот труд самым противным. Да и кому понравится вставлять нелепые программы и фильмы в эфир визора, востребованного, в основном, только у умалишённых взрослых?
На первом этаже завода располагался магазин, где продавали изготовляемую нами продукцию. Возле главной кассы кто-то приклеил нелепое объявление:
АЛКОГОЛЬ И СПИРТОСОДЕРЖАЩУЮ ПРОДУКЦИЮ
РЕАЛИЗУЕМ ТОЛЬКО ЛИЦАМ ДО 25 ЛЕТ
Как будто взрослые смогут самостоятельно прийти в этот магазин и купить себе выпивку!
Возле входа в ещё не открывшийся магазин о чём-то своём бубнили трое молодых алкашей; все они казались ещё не достигшими и двадцати лет, но, по моему мнению, уже стали идиотами. Сам я к выпивке, ненатуральной к тому же (как и все продукты), относился очень настороженно и практически не пил.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, я прошёл к закреплённому за мной приборчику. Три часа поработал и домой – такой график был у всех, и неважно, где ты работаешь – на заводе, в визор-студии или ещё где-то. Каждый работник фабрики имел право забирать себе часть произведённой им за смену продукции. Я взял несколько псевдояблок для себя (они казались самым вкусным продуктом из тех, что я пробовал), а также захватил бананы для сестры, три булки хлеба и шесть сосисок для отца с матерью. Ольге мясное я не давал, и даже не из-за того, что она была в положении. Просто она, отведав якобы «мясных» псевдопродуктов, тут же покрывалась аллергической сыпью.
Положив всё это в пластиковый пакет, я отправился обратно домой. Сидящая на скамейке троица уже не просто бормотала вполголоса, но распевала на всю улицу пьяными голосами и невпопад какую-то похабную песенку. «Алкашня!» – подумал я и двинулся дальше.
Пройдя сотню метров, я почувствовал, как мне на плечо опустилось что-то тяжёлое. Резко развернувшись, я увидел лишь взмах чёрных крыльев и птицу, приземлившуюся на раскрошившийся от времени асфальт. «Ворон», – вспомнил я название птицы из пособия, некогда скачанного в Интернете.
Странно… Обычно никто к нам в город не залетает – все звери и птицы живут себе в лесу. Даже голуби, которые, судя по фильмам с экрана визора, в обилии водились в крупных поселениях, появлялись близ человеческого жилища редко-редко. И, что самое интересное, никогда не клевали крошек псевдохлеба, что рассыпала щедрая мальчишеская рука.