Слишком женская история

Лет пять назад ее начали обходить. Она было поднатужилась, обрадовавшись мощным соперникам. Но быстро поняла, что с ней нечестно состязаются. Торгаши обходили, бездарные льстецы, блатные нахалы. И если бы по одному. Это Алене даже нравилось. Во-первых, преодолевать кого-то гораздо увлекательней, чем себя. Во-вторых, самолюбие меньше ранится о единственного победителя. Но они шли косяком. Толкали в спину, ставили подножки, выкручивали руки. И никто, кроме самой Алены, не возмущался. Напротив, восторгались новыми чемпионами. «Может, я придумала свою исключительность? Может, они действительно талантливее и достойнее?» – задумалась Алена. И, единожды усомнившись, немедленно сошла с дистанции. Мимо шустро прошмыгнули ее ведомые. Если и помахали руками, то издевательски. Им было все равно, за кем мчаться, лишь бы к собственному благополучию.

Три года она была толстой и равнодушной. С мужем разошлась. На какой-то работе бумажки перебирала, да так тупо. Друзей растеряла. И, чем больше читала, тем безысходнее казался тупик: все уже было, сильные люди проигрывали слабым, умные глупым, и никто не мог толково объяснить почему. Но, когда горькое отчаяние уступило безвкусной обреченности, жить захотелось, будто перед смертью. «Я лучше, – заговаривала она себя, – я лучше, объективно лучше». Алена с трудом, но четко разграничила, что зависит только от нее, а что нет. В активе оказалось не так уж много: чистый уютный дом, привлекательная внешность, живые эрудиция и интеллект.

С почти прежней смелостью она бросилась крушить свои неприятности. Красивая, умная и битая Алена. Через шесть месяцев физическая и умственная форма была восстановлена. Более того, неуемное чтение даром не прошло: ей самой с собой стало интереснее. И сразу вокруг зашевелились люди. Старые знакомые, которых прежние кумиры успели отшвырнуть за ненадобностью, возникали на улицах и на пороге. Новые не без удовольствия к ним ревновали. Но ей уже было мелко. Понимала: бросят в любую минуту, стоит только властным и денежным бабам скосить на них глаза.

Тогда Алена начала воображать недосягаемое. Она проигрывала ситуации нормального будущего, которого у нее не было. Не потому, что быть не могло. Дело было не в ней, а в окруживших ее снова. Надрывные усилия, которые требовались для реальных побед, могли их отпугнуть. А сил, потраченных на сокрытие усталости, могло не хватить для радости. Радость тоже штука энергоемкая, но если ты ее не излучаешь, одиночество неизбежно. Алена же от него слишком устала.

Было и кое-что новенькое. Алену тянуло смеяться над предавшими ее и одновременно чему-то их учить. Она пустилась во все тяжкие. Приятелям живописала важные совещания. Сослуживцам – чарующе верных друзей. Одной темы никогда не касалась – секса. Но эта скрытность шла ей только на пользу. Она питала убогую в общем-то фантазию слушателей. «Хоть в каком-то виде приобщайтесь к творчеству», – думала Алена и уже не улыбалась.

Она не боялась быть уличенной. Ведь, если люди догадываются, что им лгут из желания скрыть свое ничтожество, оправдаться или попрошайничать, они становятся безжалостными. И азартно ловят обманщика на слове, тычут хитрой мордой в несоответствия, клеймят позором. Но стоит людям хотя бы заподозрить, что им лгут из нежелания акцентировать их ничтожество, как они готовы верить любой лжи. Алена называла это самосохранением нервных клеток, без определенного количества которых не возникает чувства собственного достоинства. Первые три года она рисковала и лгала по первому варианту, чтобы острее ощутить унижение и расплатиться за амбиции. Но слишком хорошо выглядела, чтобы ее раскусили. Теперь в ход шел лишь второй вариант. Надоело и это. Алена постоянно и неустанно искала кого-то, кому врать не нужно. Бывают же доверительные отношения. Не нашла.

Народ снова бежал за ней, но близко-близко. Оторваться, как раньше, она не могла. Их разделяли пятнадцать килограммов веса, два-три гриппа в год, книги и музыка, неприложимые к быту. Стоило им похудеть, начать закаляться, ходить в библиотеку и консерваторию, они ее догнали бы. Везение иссякло даже в мелочах: то кошелек украдут, то в магазине обсчитают, то нужный человек уйдет за пять минут до Алениного прихода. Словом, люди догоняли ложь. Они стремились в то место и состояние, где им было бы так же плохо, как самой Алене. Но дать себя обогнать она по-прежнему не могла. И уже машинально твердила свое «я лучше». «Переоценил ли себя, недооценил ли, все равно замкнешься в кругу подонков», – думала Алена. Она уже не верила в объективность ни собственных, ни чужих оценок.

Тогда Алена попробовала не сравнивать себя с другими, а вспомнить о морали и нравственности. Оказалось, что такой подход вообще исключает соревнование и лидерство. Надо бежать не впереди, а навстречу. Брать под руки, сажать на шею и тащить, по пути часто останавливаясь и нервно спрашивая: «Вам удобно? Вам хорошо?» На такое Алена не решилась бы ни за что. Потому что сама никогда ни на ком не ездила. Но после этих открытий лидер в ней погиб отнюдь не геройски…