Сливки

– В хорошем смысле этого слова. В России всегда ругались этим словом, а настоящих-то бюрократов, как точных управленцев, которые могут спустить приказ и добиться его исполнения, никогда у нас не было. Путин – замечательный управленец. Он всегда четко действует в пределах своего мандата. Когда он был руководителем правительства, его задачей было сделать из номинального правительства правительство реальное. И он его сделал – правительство перестало быть предбанником Кремля и реально заработало. И работает до сих пор, не конфликтуя с Кремлем, как раньше. Но сегодня Путин – совсем другой человек. Он очень сильно вырос и сейчас осознает себя национальным лидером. И это не придуманный кем-то имидж. Путин – реальный лидер нации.

– Вы хорошо изучили этот черный ящик?

– Путин мне биографически очень понятен, потому что он семидесятник, как и я.

– А я восьмидесятник. И шестидесятников не люблю.

– И я не люблю. И никогда не любил. В России всегда были поколенческие разрывы… Но есть такие агрессивные поколения, которые подминают под себя последующие поколения. Родители не должны отбирать биографию у детей. А шестидесятники сожрали не только свою собственную биографию, но и биографию детей и внуков. Они очень давили. Навязчивое поколение слишком. Потому что закомплексованное. Шестидесятники сами не реализовались и после этого всем мешали жить.

– А семидесятники каковы? Мне о них ничего не известно. О своем-то поколении я знаю по себе и друзьям. А про ваше – ничего. Так же, наверное, как и вы о нас…

– Семидесятые – это было время, когда казалось, что из Советского Союза можно сделать социалистические Соединенные Штаты, надо только найти способ вытащить интересных и сильных людей наверх. Была масса сильных людей! Но они все сидели по подвалам, другим неподходящим местам. По тюрьмам. А многие просто уехали… И еще плохо, что шестидесятники монополизировали традицию – стали посредниками между теми, кто был до них, и теми, кто после них. Они сидели на наследии и выдавали из него какие-то пережеванные порции. Мне повезло – я нашел обходные пути, нашел стариков, которые были и сильнее и умнее их. Историк Гефтер, например. Он из того же поколения, что и шестидесятники, но он и сам их не любил… А кроме того, шестидесятники создали культ шестидесятых. Были реальные шестидесятые и есть культ шестидесятых, так же как есть Одесса и есть культ Одессы.

– Явлинский, по-моему, типичный шестидесятник, хотя достаточно молод.

– Явлинский и Чубайс – люди, испорченные шестидесятниками, культом Окуджавы… Шестидесятничество – это ведь такой либеральный масскульт.

– А что вы имеете против Чубайса?

– Я сам прошел через обольщение Чубайсом. Просто потому, что в русской политике мы постоянно искали сильного человека. Но на самом деле Чубайс представляет собой парадоксальный сплав – это такой сентиментальный робот. Железная конструкция, некоторые суставы которой сильно заржавели, а внутри есть комнатка, где горит лампадка у портрета Окуджавы и по стенкам развешаны репродукции из «Огонька» эпохи гласности. И вот этот кажущийся внутренний ценностный импульс дает Чубайсу право действовать беспощадно. Но такая раздвоенность всегда мстит человеку, потому что там, где, как ему кажется, он реализует ценности, на самом деле действует наугад.

– Вернемся к Путину. Вам не кажется, что на него чрезмерное влияние оказывают церковные иерархи? Путин вообще верующий человек? Нет, я знаю, что у него есть духовник, что он носит крест, но… однажды на вопрос американской журналистки, верит ли он в бога, Путин ответил как атеист. Если бы он в Бога верил, он сказал бы просто: да, верю. Но он сказал: «Я верю в человека». А это обычный хитрый ответ неверующего политика представителю СМИ США, где атеистов не любят, относятся к ним с подозрением.

– Должен вам дать справку, что господь наш Иисус Христос – человек. И он бог. Так что оба утверждения одинаково справедливы. Поэтому ответ Путина теологически абсолютно верен.

– Вывернулись, по-иному не скажу… Вы, я знаю, ратуете за большее участие церкви в жизни гражданского общества.