Сливовое дерево

Группа солдат забралась в вагоны и выталкивала оттуда женщин, детей, стариков. На платформе толпились мужчины с чемоданами и женщины с маленькими детьми на руках, крепко державшие за руки ребятишек постарше. Из репродукторов внутри лагеря звучал в прохладном ночном воздухе немецкий вальс — металлическая, режущая слух, навязчивая и все же пугающе легкомысленная мелодия. На высокой электрической изгороди, по верху которой змеились кольца колючей проволоки, висела табличка: «Achtung Gefahr der Tötung durch Elektrischen Strom»[75]. Кованая надпись над главным входом в лагерь гласила: «Arbeit Macht Frei»[76].

Солдаты начали орать сразу, как только открылись двери вагонов, и продолжали без остановки:

— Живо! Выходите из вагонов! Оставляйте багаж у поезда! Вы получите его после того, как заселитесь!

Десяток заключенных в робах в серо-белую полоску передавали прибывшим куски мела и просили написать на чемоданах свои имена. У Кристины и Исаака не было с собой вещей, но девушка знала, что это не имеет значения. Исаак рассказывал ей, что нацисты отнимают всё. Солдаты врали намеренно, чтобы новички не догадались о своей участи и не вздумали бунтовать.

Кристина и Исаак брели вдоль вагонов в толпе шаркающих бормочущих людей, и ей вдруг вспомнилось, как отец поднырнул под поезд и сбежал. Когда они дошли до места стыка вагонов, Кристина посмотрела в просвет на дальние поля, обрамленные лесом. Искра надежды пронзила все ее тело, и на мгновение она почувствовала душевный подъем. Но чуть только она вознамерилась предложить Исааку план побега, как увидела, что по другую сторону поезда расхаживают вооруженные охранники. Тягостное ощущение беспомощности снова придавило ее. Заключенные явно уже пытались спастись таким путем.

Кристина и Исаак стиснули друг другу руки и пристроились к ряду людей, тащившихся через ворота лагеря. У главного входа их встречали шестеро охранников и толкали мужчин в одну сторону, а женщин с детьми в другую.

Впереди Кристина увидела мальчика с мамой, которые стояли рядом с ними в поезде. Охранник отобрал у матери сына и отдал его налево в толпу мужчин. Мать и ребенок тянулись друг к другу, отчаянно сопротивляясь разлуке. Когда надзиратель стал уносить малыша, другие женщины попытались удержать мать, но она вырвалась и побежала следом. Тогда надзиратель вытащил люгер и приставил его к голове ребенка. Еще один охранник запихал мать назад в колонну женщин. Она истошно кричала, и каждый крик был длиннее и громче предыдущего, звала сына по имени, пока не сорвалась в прерывистый хрип.

Охранник не отнимал пистолета от головы мальчика и угрожающе озирал толпу: дескать, попробуйте только пикнуть. Отвращение и дикий страх овладели Кристиной, у нее стало саднить в горле, словно она проглотила горсть зазубренного льда.

Мучителем оказался Штефан, жених Кати.

На мгновение их взгляды встретились, и Кристина заметила, как изменилось лицо Штефана: он узнал ее. Девушка не успела и рта открыть, чтобы сказать об Эйхмане Исааку, как изверг растворился в толпе, унося с собой плачущего ребенка. В ушах Кристины сливались воедино и все усиливались надрывный горловой вопль страдающей матери и жестяное верчение головокружительного вальса. Она закрыла уши руками и припала к Исааку. Неужели все это происходит наяву? Ледяной ужас засел глубоко под ложечкой, в пустом желудке. Должно быть, она спит. Наверно, это кошмарный сон.

Кристина и Исаак дошли до охранников. Не успела она оглянуться, как ее уже толкали направо к женщинам. Их разделили, и Исаак все больше и больше удалялся. Кристина не помнила, как отпустила его руку, и отчаянно пыталась вызвать в памяти ощущение его теплых пальцев в своей ладони. Почему она не вцепилась в него, не осязала его прикосновения, не вбирала в себя его запах как можно дольше! Все происходило невероятно быстро. Погружаясь все глубже и глубже в зияющую пустоту лагеря, они смотрели друг на друга сколько могли, пока между ними не воздвиглись длинные темные строения и высокий забор.

Кристина чуть не задыхалась, когда две эсэсовки в звании унтершарфюрера повели женщин в большое здание, где вдоль стен стояли деревянные скамьи. За ними молча ждали истощенные арестантки с огромными ножницами в руках. Они были в не подходящих по размеру полосатых платьях, с коротко остриженными свалявшимися волосами. Женщины смотрели на вновь прибывших впалыми безучастными глазами, кожа туго обтягивала их скулы, худые ключицы выпирали.

— Сесть! — скомандовали надзирательницы новым арестанткам.

Кристина еще не успела опуститься на скамью, а стоявшая сзади женщина уже взяла ее длинные светлые волосы в руку и отхватила их привычным движением ножниц. Кристина услышала, как тупые лезвия вгрызаются в ее волосы, словно крыса в стену. Она чувствовала, как дрожали руки женщины, когда она оттянула то, что осталось, и срезала в сантиметре от черепа. Затем ее побрили наголо. Кристина закрыла глаза.

Надзирательницы расхаживали между скамьями и выкрикивали указания: