Слизеринец и гриффиндорка, огонь и лед, ненависть и любовь (СИ)

Противно. Сейчас ему было противно. Смотреть на нее, прикасаться к ней. Казалось, что сейчас стошнит.

Он вновь посмотрел на нее. Смелая. Боится, но не плачет. Превосходство. Долбанное превосходство. Возвышаясь над ней, он каким-то спинным мозгом чувствует, как над ним возвышаются отец и дед. Точно также. Прижимают к стене. Правилами поведения, кругом общения, помолвкой. И он такой же беспомощный, как и она сейчас. Не может вырваться. Сбежать. Хотя очень хочется.

— Ты ударила меня? — прошипел Малфой, подставляя к ее подбородку палочку, готовый произнести непростительное заклинание.

— Убери от меня свои чистокровные руки, — она прожигала его взглядом.

Малфой даже ослабил хватку. Вот так. Зажатая между ним и стеной. Под прицелом его палочки. Она умудрялась опускать колкости в его сторону. Констатация факта. Но какая неприятная. Задевающая.

Уизли воспользовалась моментом и высвободилась из его хватки. Она отошла к лестнице, ведущей в спальню, схватилась за палочку, но не ушла.

— Ты хотел… круциатус? — невнятно пробормотала она.

Малфой сжал палочку так крепко, что она едва не треснула. Да, он хотел. Он был готов. Был готов сделать то, за что ненавидел отца и деда. За что ненавидел уже себя.

— Я все расскажу МакГонагалл, — дрожащим голосом сказала Роза.

Малфой ничего не ответил. Он сел на диван, вытянув перед собой ноги и уставился в огонь в камине. Огонь, который так и напоминал ее рыжие волосы. Ему было все равно, расскажет она кому-то или нет. Было все равно, отчислят его, накажут, снимут баллы. Он думал только об одном. Как выбить из себя то, что с ним происходит. Эту жестокость. Мать его никогда такому не учила. Неужели это все в этой поганой чистой Малфоевской крови?

Она что-то продолжала говорить, какие-то угрозы. Нет, он не станет как отец и дед. Никогда. Он никогда не будет таким.

— Никогда, — закричал он, взрывая рядом стоящий стол.

Только сейчас он снова вспомнил о Уизли. Она вновь с испугом смотрела на него, сделав шаг по ступенькам, но все еще оставаясь в гостиной.

— Малфой, ты ненормальный, — прошептала она. — Ты чертов псих. Что с тобой происходит?

— Вот и не смей трогать меня, — он вновь подошел к ней.

И вдруг в ее глазах промелькнуло что-то еще кроме страха. Слезы? Нет, это не были слезы. Но ее глаза определенно стали более влажными.

И вновь воспоминания. Из детства. Далекого детства.

 

— Я не дам тебе применять к нему непростительные, Драко, — говорила Астория.

— Это лишь мера воспитания, — спокойно сказал Драко. — Чтобы знал, где его место. Чтобы слушал старших.

— Ребенок должен хотеть слушать родителей, потому что они являются для него примером, а не предметом страха, — чуть громче сказала Астория. — И я не позволю тебе так относиться к своему сыну.

— Это мой сын, — Драко встал и подошел к жене, доставая палочку. — И он будет воспитываться по традициям. По традициям Малфоев.

В глазах матери он увидел слезы. Родители не заметили его, стоящего посреди гостиной.

— Мама? — спросил Скорпиус.

— Малыш, ты почему здесь? — Драко отпустил жену, позволяя подойти к сыну.

— Ты плакала? — спросил Скорпиус.

— Нет, что ты, — улыбнулась она ему, пытаясь незаметно вытереть выкатившуюся слезу. — Пойдем в твою комнату.

 

Нет, Уизли, не смей. Не смей плакать. Не приближай меня еще ближе к этим людям. Я не хочу. Не надо.

И она снова как будто его услышала. Лишь смотрела на него.

Скорпиус не выдержал, развернулся и пошел в подземелья.

Его трясло. Это не было обычным и уже привычным раздражением, которое он получал после общения с Уизли. Она перешла грань. Перешла эту чертову грань. Она вызвала в нем чувства далекого прошлого. Совсем неприятного. Прошлого, которое где-то глубоко спало в голове все эти годы. Но сейчас вновь вырвалось наружу.

Он не хотел вести себя как отец. Но с каждым днем делал это все больше и больше. Даже сейчас. Он ворвался в спальню к Фоули.

И накинулся на нее с поцелуями. Он жадно целовал ее губы, больно прикусывая, оставляя кровь на них. Чистая кровь. Как его. Она ничего не говорила, не сопротивлялась. Лишь отвечала на его поцелуи. В ее глазах тоже мелькнул испуг. Но совсем не такой, какой был у Уизли. Испуг не угодить ему. Господи, какая чушь. Он делает ей больно. А она ничего не говорит на это. Лишь больше поддается его извращенным желаниям и фантазиям. Просто потому что должна. Она не будет защищать своего ребенка, если он подставит к нему палочку, начав мучать. Она даже не посмеет показать своих слез. А если посмеет… Ее ждет участь Астории.

Он начал рвать на ней одежду. От красивого кружевного белья остались лишь клочья. Малфой подхватил ее и буквально швырнул на кровать.

— Скорп, — прошептала Фоули с ужасом смотря на него.

— Замолчи, — рявкнул Скорпиус, наматывая ее длинные тонкие волосы на кулак.