Слой

После той драки Сашка забросил ремонт, так и не справив новоселья — все откладывал его до конца домашней перестройки, хотел блеснуть, показать дом лицом. Все чаще его видели на междусобойчиках художников, артистов и пишущей братии, со стаканом водки и гитарой. Сашка вдруг вспомнил про подвал, где теперь был закрытый мужской клуб, но для Сашки, спасибо Зуеву, бесплатный и открытый. Потом он раз-другой остался в клубе ночевать, просил обслугу не докладывать другу Зуеву, но тому, понятно, доложили, и в следующий раз друг Витя появился в полночь, уволок друга Сашу в полумрак серебристого «мерседеса» и через полчаса сдал с рук на руки Светлане. Сашка обиделся, в клуб ходить перестал и в подпитии ночевал в своей мастерской на втором этаже «Геолога». Из помещения Дворца культуры он и вышел этим вечером, стоял на краю обледенелого сугроба, ловил такси…

«Джип» замер у подъезда, посвистывая приводом гидроусилителя. Заметив, как Кротов ерзает за рулем, без надобности протирает лобовое стекло замшевой тряпкой, Лузгин сказал:

— Вылезай. Пойдем вместе.

— Да ну, слушай…

— Вылезай. Я один не пойду.

В лифте Лузгин хлебнул из бутылочки, протянул Кротову, тот отмахнулся.

Дверь Дмитриевской квартиры открыл Валерка. Они шагнули в полутемную прихожую, свет горел на кухне и в большой комнате. На вешалке грудились пальто и куртки, из кухни несло густым сигаретным дымом.

Вышла Светлана с опухшим маленьким лицом, остроносая, в темных кудряшках недавней завивки. Лузгину вспомнилась Сашкина присказка: «Маленька собачка — до старости щенок». Светке было под сорок, трое детей, вечная девочка. Лузгин обнял ее, прижал к колючему мохеру шарфа и ждал вопроса, на который не знал, как ответить. Рядом вздыхал Кротов, загородив своей шубой пол-прихожей. Из кухни кто-то выглянул и убрался: Светка вздрагивала плечами и плакала в шарф.

— Такие дела, — сказал Лузгин.

Светлана отстранилась, собрала щепотью от бровей к носу слезы — милый жест, так нравившийся Лузгину, а Светку в последнее время он плачущей видел часто, — и сказала:

— Раздевайтесь, мальчики.

В кухне было полно народу. Валерка с женой, сашкины друзья-художники, общие знакомые с телестудии, где работали Лузгин и Светлана. В углу у холодильника сидела на табуретке Валентина, первая сашкина жена, курила длинную темную сигарету. На столе стояла водка, тарелка с колбасой и хлебом.

Кротов сел рядом с Валентиной, та положила голову ему на рукав и заплакала. Кротов сказал:

— Ну-ну, Валюша…

— А где Тамара? — спросила Светка, и Лузгин понял, что жена не перезвонила.

— Да сердце у нее, — ответил Лузгин.

— Ну, как там? — Валерка разливал водку по стаканам и мельком взглянул на Лузгина.

— Хрена ли спрашивать, — ответил за него Кротов, и Лузгин испытал чувство благодарности к своему грубоватому и не слишком интеллигентному другу. — В общем, мы с Вовкой решили, что домой его брать не надо. Во-первых, дети…

— Дети у мамы. Их мама забрала, — хрипло сказала Светка. Ее родители жили в соседнем доме — разменялись из центра после того, как Дмитриевы получили эту квартиру, чтобы быть поближе к внукам.

— Это правильно. Нечего им… И еще одно: сегодня пятница, даже суббота уже, хоронить сможем не раньше понедельника. Так что пусть лучше там…

Светка опять заплакала, громко и навзрыд, но Лузгину стало немного легче на душе, когда он понял, что Светка смирилась с моргом и им всем не придется двое суток быть в одной квартире вместе с мертвым. Лузгин мертвых боялся, хотя перехоронил за последние годы многих — старых и молодых. «Да какие же мы молодые, — подумал Лузгин. — Далеко за сорок, кое-кто дедушка уже».

— Сашкины родители знают? — спросил Кротов.

— Я позвонила, — сквозь плач сказала Света. — Выпейте, ребята. Может, легче станет.

Она взяла худой кистью стакан, рука была сухая, жилистая, не девичья, в руке этой и был весь Светкин возраст, все три ее сына и жизнь с Дмитриевым.

— Пить-то за что? — вдруг спросил Валерка Северцев.

— За помин души, говорят, до похорон не пьют.

— Да пошли они, — с неожиданной злостью сказал Лузгин. — Выпьем за Сашку, просто выпьем за Сашку. — Почувствовав кротовский взгляд, добавил: — Пей давай. Машину загоним на стоянку, она тут за углом, платная.

— Только не уходите, мальчики, — сказала Светлана. — Вы ведь не уйдете, нет?

— Спокойно, мать, — сказал Кротов. — Конечно, не уйдем. Поехали… За Сашку.

Они пили, ели, курили и говорили, пока Лузгин не проснулся вдруг серым утром на чужом диване с чужой жесткой подушкой под трещавшей от похмелья головой, и первое, о чем он подумал, было: есть ли в доме пиво и позвонил ли он ночью жене, что не придет ночевать.