Слой

— …Тот совсем наоборот! — неожиданно закончил фразу Слесаренко, и оба рассмеялись. В промежутке передних сидений появились седые усы и насмешливый взгляд директора завода «Сибнефтемаш» Толчеева.

— Веселитесь, начальнички?

— В меру сил, — ответил Слесаренко.

— Тогда анекдот. Идет вдребезги пьяный мужик по темной улице. Вдруг видит: что-то большое, черное, страшное… «Ты кто?» — спрашивает мужик. — «Я черное уродище-е-е!» — «Сгинь, сгинь!» — машет руками мужик и идет дальше. Смотрит — что-то большое, белое, страшное… «Ты кто?» — «Я белое уродище-е-е!» — «Сгинь, сгинь!». Идет дальше, дрожит от страха. И тут видит: что-то маленькое, серое… «Ага, я тебя знаю! — радостно вопит мужик. — Ты серое уродище! Сгинь, сгинь!» — «Пройдемте, гражданин…».

Смеялись почти до слез. С первого сиденья поднялся заинтригованный Кульчихин в любимом своем сером пиджаке, спросил:

— Вы чего там, мужики?

Слесаренко переглянулся с Кротовым, и они оба заревели:

— Ты серое уродище-е-е! Сгинь, сгинь!

Кульчихин вытаращил глаза, а Толчеев уткнулся головой в спинку кресла напротив и затрясся придушенным смехом.

— Винников! — грозно крикнул Кульчихин, — этим не наливать!

Автобус с тяжелой грацией летел по шоссе, плавно поглощал рессорами ухабы. Подвешенные к потолку телевизоры сверкали какой-то видеомагнитофонной эстрадной глупостью. Из конца салона уже опять тянуло сигаретным дымом, рыбным запахом бутербродов.

— Могу я посмотреть документы, Виктор Александрович? — спросил Кротов.

— Прямо здесь, сейчас? — Слесаренко замялся, потом пожал плечами и сказал: — Почему бы и нет, собственно… — и достал из портфеля пластиковую папку с бумагами.

Перелистав наскоро документы, Кротов пришел в состояние крайней озабоченности.

Содержание папки не явилось для него полным откровением. Он и раньше догадывался, что на одну лишь госдумовскую зарплату в Москве прожить невозможно, требуется какая-то подпитка, партийная или ведомственная, а Луньков не имел ни той, ни другой по причинам вполне определенным. Следовательно, депутату приходилось самому искать покупателей на депутатские услуги, в чем Алексей Бонифатьевич, судя по множеству обозначенных им в документах «контор», весьма и весьма преуспел. Впечатляющим контрастом с этими откровенно лоббистскими бумагами выглядели копии думских распечаток с результатами голосований, в которых позиция депутата Лунькова частенько выражалась значком «О» — отсутствовал, а ежели депутат присутствовал, то голосовал подчеркнуто против позиций правительства, что совсем не мешало ему использовать упомянутое правительство для депутатского вымогательства.

Квалифицированный и рисковый журналист «размотал» бы эту папочку с бумагами на целую серию сенсационных публикаций, способных поставить недвусмысленный крест на политической карьере господина народного избранника, и Кротов с чисто зрительским любопытством и равнодушием наблюдал бы это падение с высот, если бы среди бумаг ему не встретилась одна, от которой Кротова бросило в пот: экспортную сделку с АО «Инвестнефть» он лично финансировал из «теневых» банковских денег по словесному указанию президента головного банка Филимонова, и если после публикации в эти бумаги вцепятся «органы», то кротовский банк неизбежно всплывет, как всплывет и его собственная, а отнюдь не филимоновская, фамилия.

— Я передам, или вы сами? — спросил он соседа.

— Обсудим, — тихо сказал Слесаренко и убрал папку в портфель.

Путь до Тюмени в полусонном автобусе давал Кротову необходимую возможность не спеша и старательно обдумать случившееся и назревающее. Слесаренко, убрав бумаги, откинулся в кресле и смежил веки, но сама его пространственная близость мешала Кротову, словно дремлющий думский начальник мог подслушать его нехорошие банкирские мысли. Выручил Винников, вернувшийся из официантского турне по салону. Кротов с извинениями освободил кресло и чуть ли не силой усадил в него слегка озадаченного секретаря.

Дурацкая эстрада в телевизорах сменилась не менее дурацкой американской комедией, которую Кротов уже видел к тому же. Он снова забрался на свободное место сзади у окна, скрестил руки на груди и прикрыл глаза, обозначив для окружающих дремоту как просьбу не беспокоить. Кротову хватало и собственного беспокойства, граничащего с легкой паникой.

Позавчера, во вторник, свозив на кладбище Дмитриевскую родню и вернувшись к себе в офис, он нашел на столе записку от главбухши: «С.В.! Срочно позвоните Ф.!». У банка был собственный оператор на «межгороде», и уже секунд через сорок в трубке раздался голос Филимонова.

— Приветствую вас, Сергей Витальевич! Как обстоят дела?