Слой-2

На ближайшей стоянке он выбрал маленький открытый джипочек «самурай» – удовольствие пятнадцать фунтов в час. Дочь просилась порулить, он пресек ее поползновения: сам волновался, левостороннее движение и правый руль держали в напряжении, пока не выехали за город по вчерашнему пути, другого не знал и не рискнул, но успокоился на шоссе и помчался, насвистывая, разгонял до упора слабенький движок. Пугали наглые мотоциклисты, обгоняли впритирку с рычанием, машины же шли как по ниточке на дистанции более чем безопасной.

Дорога рассекала пополам территорию английской военной базы и на всём ее протяжении была огорожена слева и справа металлической сетью. Сменялись чередою офицерские дома, лужайки для гольфа, футбольные поля, загоны для скачек – англичане неплохо освоились на чужой земле, устроив все на свой манер с чисто британской уверенной наглостью. Кротов ехал и злился на англичан, потому что понимал: свою страну такой ухоженной он не увидит никогда.

База кончилась, исчезла сетка, открылись густые заросли банановых плантаций. Кротов сбросил скорость, жена и дочь глядели с изумлением: на каждую банановую гроздь был надет полиэтиленовый мешочек, эдакий микропарник. Наташка загундосила: «Хочу банан, прямо с дерева!». Ирина грозила ей пальцем и делала губами «цыц!».

Шоссе повернуло и приблизилось к морю, возникла бухта с песчаным пляжем и тремя скалами в воде у побережья.

– Я видела, я знаю! – закричала дочь. – Это берег Афродиты, я видела снимок в самолете! Давайте искупаемся, предки!

– Я плавок не взял, – сказал Кротов.

– Я всё взяла, – сказала жена, – сворачивай.

Они оставили машину на верхней стоянке и пошли вниз, утопая в мелком серо-черном песке. Возникла проблема, где переодеться в купальное. На дальнем краю пляжа топорщились кусты, Кротов махнул в ту сторону рукой и скомандовал:

– Девочки налево, мальчики направо!

Издали кусты представлялись густыми, вблизи же просматривались насквозь. Кротов с плавками в руках решил забраться поглубже, но выручил нос, среагировал первым, а потом уж глаза разглядели в траве отметины многолетнего туристского быванья. «Да пошли они все в жопу», выругался Кротов, повернулся к пляжу обозначенной частью тела и принялся стаскивать шорты.

Вода оказалась теплой и мутной – вот тебе и чудо света, песок на пляже покрывал мокрое тело неприятной коркой и никак не желал сохнуть и отваливаться. Туристы толпами плыли и лезли на скалы, оставшиеся снимали их с берега на фото и видео, кто-то кого-то заслонял и ругался; мощная тетка свалилась со скалы на камни, ее тянули по воде, как надувную куклу.

Опять в кусты? Да ну их к черту! Оделись на мокрое и решили возвращаться.

Почти подъехав к городу, – как не заметили раньше? – слева за деревьями увидели старые стены и башни, к ним вело ответвленье дороги. Кротов свернул и поехал туда не советуясь, чувствуя общий интерес. Дочь Наташка быстренько сбегала и всё разузнала: замок маркиза де Маньяка, ужасно древний, можно посмотреть.

– Почему его так называли: де Маньяк? – задумчиво спросила Ирина.

– Всё наоборот, предки, – тоном знатока поведала Наташка. – Это его настоящая фамилия, он был ужасно плохим, женщин мучил и издевался, поэтому всех нехороших дяденек стали потом называть маньяками.

– А маркиза у него называлась де Маньячка? – наивно поинтересовался Кротов и заработал от жены по шее за что, спрашивается? «Бедный маркиз, как я его понимаю...».

Короче, вояж обошелся в шестьдесят фунтов (сто двадцать долларов, семьсот тысяч рублей), к тому же они опоздали на ужин и ели холодное в пустом ресторане.

«Дома» Кротов обнаружил за креслом недопитую вчерашнюю бутылку бренди и вознамерился ее прикончить, жена не возражала, даже сопутствовала «Командарией» (он прихлебнул: очень липко и сладко, истинно бабская выпивка). Дочь отпросилась в клуб на дискотеку. «Здесь есть клуб, как в деревне?» – «Есть, только не как в деревне, а ночной». – «Ночной? Ни в коем случае!» – «Ну мам, он не совсем ночной, он вечерний». – «Тогда почему говоришь, что ночной?» – «Ну он так называется». – «Ах, так все-таки ночной?» – «Ну мам, ну что ты, в самом деле!..».

– Пусть идет, – сказал Кротов. – В одиннадцать чтоб вернулась как штык.

– Как штык – это как?

– Еще вопрос, и останешься дома.

– Папка, ты прелесть, – пропела дочь и добавила уже от дверей на неопасном расстоянии: – Мам, ты тоже баба ничего.

– Вот оно, твое воспитание.

– Девок воспитывать – бабья работа.

– Ну точно: папа и дочь – слово в слово! Что за выражения, Сережа, что за грубость?

Лежали на диване полуголые, за окном качались пальмы, пересекая кронами лучи от фонарей, и жена сказала вполголоса:

– Вот так бы жить и жить... Ты согласен?

– Митяя заберем и останемся тут навечно.

– Как он там, бедненький...

– А давай еще позвоним.

– Ты что, в Тюмени давно уже ночь!