Слой Ноль

После ночного налета Борис наконец-то вспомнил, что тело бренно, даже если оно водит дружбу с местными шейхами. Ограда вокруг дома в срочном порядке укреплялась. Представитель строительной компании никак не мог взять в толк, почему хозяин не соглашается на новые бетонные столбы, ведь стальные конструкции той же прочности — кстати, необоснованно завышенной — стоят гораздо дороже, да и с эстетической точки зрения явно проигрывают.

— К вечеру твой бетон застынет? — только и спросил Борис.

— К вечеру? Гм... это от марки цемента зависит... — ответил менеджер. — Но если делать нормально — тогда,

конечно, нет. К вечеру завтрашнего дня, и то лучше не трогать.

— Вот и не трогай. Пусть твои хлопцы железки варят. Красиво, не красиво — неважно.

Спецы из охранной фирмы, отгородившись от строителей брезентовым пологом, устанавливали камеры слежения, сигнализацию и элементы активной защиты. Шибанов чуть не подрался с Борисом, доказывая, что без профессиональных секьюрити им не обойтись, но тот пускать чужих на свою территорию категорически отказался. В итоге Шибанов буркнул, что, мол, абсолютной безопасности не бывает в принципе, и ушел пить пиво.

Когда Виктор с Петром и Ренатом подъехали к участку, рабочие уже собирали мусор. Культурные техники в светло-голубых джинсовых комбинезонах тоже поти-Лоньку сворачивались — им оставалась еще наладка и, как выразился старший, «менее технологические вопросы», но это было уже внутри, в спешно оборудованном подвале.

Строители, закидывая обрезки арматуры в кузов, то и дело повторяли слово «облом». Виктор подумал, что Борис недоплатил, и хотел уже его усовестить, но Ренат пояснил:

— "Облом" — это значит «Очередная Блажь Очумевшего Магната». Эх, сколько я им, кровососам, газонов перепахал!..

— И давно ты на земляных работах гнешься? — пoинтересовался Мухин.

— Да как из дурки выпустили, так и гнусь... Ты не дрейфь, я не шизоид, — предупредил Ренат. — Просто от армии закосил, и так здорово у меня получилось, что на четыре года и завис. Две кандидатские обеспечил, во! Мне даже подарки потом дарили — книжку про моряков и ежа заводного, маму его...

— Ежа?.. — растерянно переспросил Виктор.

— Да он не колючий был. Тряпочный ежик-то... Смешной, на колесиках.

Виктор с Ренатом выбрались из «Тойоты Лингва», выкрашенной, как все московские такси, в пронзительно-желтый цвет, и направились к парадному. Петр длинно просигналил, отпугивая зазевавшегося сварщика, и завел машину в подземный гараж. «Феррари» уже полчаса как стоял на месте — Людмила отогнала его от офиса «Дела врачей» еще до начала атаки, хотя Мухин и запретил ей приезжать. Однако здесь он был никто, даже не президент, и его запреты мало что значили. По крайней мере для Люды.

— "Очумевшие магнаты", говоришь?.. — хмыкнул Виктор, оборачиваясь к Ренату.

Крыльцо у Бориса было высокое, на семи ступеньках, и с него открывался почти весь участок. Забор, усиленный стальными балками, сходился с двух сторон в широкие ворота, превратившиеся в подобие шлюза. Рабочие как ни старались, а все же притоптали край большого, со вкусом устроенного цветника. Площадка для барбекю, разбитая слева от дома, была густо усыпана металлическими опилками. Специальный человечек поводил магнитом по траве — больше для успокоения хозяев: выйти на нее босиком до следующего лета все равно не удастся.

«Н-да... до следующего лета...» — мысленно повторил Мухин.

— Разве не очумевшие? — откликнулся Ренат. — Магнаты совсем с катушек послетали! Ну что он тут устроил? Дорожку надо было спрямить, тогда вот здесь и вот здесь два свободных куска получилось бы, соток по семь. Цветы... ну ладно, цветы можно оставить... А это все убрать надо. — Он показал на массивные скамейки в березках, на голую, идеально ровную лужайку и на сложенную из валунов пирамидку с искусственным родничком. — Все убрать! Деревья спилить!,.

— Ясно, ясно, — перебил его Виктор. — Уберем и спилим, дай только срок...

Ему было немного обидно. Участок Бориса — пестрый, кудрявый, безмятежный, на глазах обретал какую-то настороженность, готовность сдержать и отразить. Особняк становился крепостью, хотя эта роль ему совершенно не шла. Он был создан для комфортной жизни, ни для чего иного.

Мухин не любил широких обобщений, поэтому развивать свою мысль не стал, но все же признался себе, что думает не о вилле.

Благополучный слой исподволь превращался в поле боя — чужого для людей боя неизвестно за что. Уютный мир, нормальная страна, спокойное существование, не отягощенное бытовыми проблемами. Голодные?.. Да, конечно, голодные есть везде. Это те, кому лень дойти До благотворительной столовой. Несчастные?.. Разумеется. Пока есть любовь, будет и любовь неразделенная. А еще — болезни, неприятности на работе, непонимание родителей и непослушные дети... Но Виктор вдруг почувствовал, что лично ему этого недостаточно. И еще он подумал, что, осознав себя и свою оторванность от любого мира, он навсегда потерял способность быть счастливым — тупо, сонно, по-человечески.