Борис замер с загадочным видом, давая понять, что говорить ничего не надо, а надо следить за ощущениями. Все начали закатывать глаза и причмокивать, оценивая вкус, букет, жесткость воды и, возможно, что-то еще. Вскоре одна из маминых подруг схватилась за стул и не очень уверенно присела. Борис выждал еще несколько секунд и с облегчением выплюнул самогон в стакан.
– Ты чего это, Боря? – засомневался Юрий.
– Ложись, – ласково сказал он.
Юрий растерянно моргнул, но и вправду прилег. Легли и все остальные – кто-то сам, еще успев доползти до дивана, кто-то, не успев, – просто развалился на полу.
– Борис?.. – молвил Мухин. – Что у тебя там за вещества?
– Не бойся, это не опасно. Я им туда родедорма натолок. Завтра проснутся. Так… здесь нам будет не интересно, – он оглядел тела. – Вторая комната свободна?
Мужик в «детской» по-прежнему спал, и его за ноги отволокли к обществу.
– Ну, здравствуйте, ребята, – еще раз сказал Борис.
– Слушай, у нас проблема, – пожаловалась Людмила. – Все сроки прошли, а мы…
– А вы вернуться не можете, – легко угадал он. – Это я вас тут придержал. Не успевал за четыре часа приехать. Я ведь действительно за городом, в глухомани. А поговорить не мешало бы. Я тебя, Витя, просил, чтоб ты был поосторожней…
– «Мегатранс», что ли?! Попробуй, догадайся!
– Витя, не вынуждай меня думать, что я переоценил твои умственные способности.
– Ладно, все равно уже поздно. Твой «Мегатранс» проехал мимо, и мне он больше не пригодится.
– Это почему?
– Как почему?.. Убили меня. Я сам видел.
– Не знаю. Никто тебя там не убивал.
– Но вертолет…
– Это я, Витя, не в курсе. Вертолет, самолет… Твой ботаник жив-здоров. Сомневаешься – проверь.
Стул в комнате был только один, и на него села Людмила. Борис поправил на кровати сбитое покрывало и примостился с краю, у окна.
– А как дела у любезного Сапера? – осведомился он. – Ладится?
– Кажется, да, – ответила Люда. – Ты не против?
– Фью!.. Хоть на голове стойте! Все равно без толку. Пустое все…
– Что, Петр прав? У Немаляева не получится?
– Получится, получится… И Петя прав, и Костик прав… А третий стратег найдется – и он прав будет тоже… Только правоты этой вашей ненадолго хватит. Дней примерно на десять. Максимум – на две недели. Такой, ребятки, обвал идет!.. а вы из прутиков плотины строите.
– Борис, ты вообще понимаешь, что происходит?
– Что – ты и сама понимаешь. А вот почему – это вопрос… Посмеяться хотите? – неожиданно спросил он.
– Опять что-нибудь про кроликов?
– Опять, да… Юмор в том, что мир не всегда был многослойным. Кроме того, это явление локальное, и дальше Земли-матушки, скорее всего, не простирается. – Он выдержал паузу, но реакции не последовало. – Вы недостаточно собраны. Небось, бухали? Молодежь!.. Мы постоянно сталкиваемся с расхождениями в истории, верно? Каждый слой хоть чем-нибудь, да отличается. Есть слои как близнецы, а есть, наоборот…
– Боря, давай без лекций, – оборвала его Людмила.
– …но все расхождения начинаются только с пятидесятого года, – невозмутимо закончил он. – До тысяча девятьсот сорок девятого история везде совпадает – в каждом слое, а уж я их повидал много.
– Пятьдесят, круглая цифра… Ну и что?
– А то, Витя, что слои – это не свойство вселенной и не природный катаклизм, – сказала Людмила. – Это люди сделали. И сделали относительно недавно.
– Браво. Женщины тоже бывают сообразительны, – монотонно произнес Борис.
– Конечно! Это же на поверхности! Если б слои разбежались пять веков назад, то между ними уже не осталось бы ничего общего. Они были бы совсем разные.
– Идешь на красный диплом, – похвалил Борис. – Разбежались… Они разбежались, да. Хорошо сказала, Люда. Все отражения разбежались из одного слоя.
– Из первого…
– Он был не первый, он был единственный. Предлагаю называть его нулевым.
– Ага… – Мухин прикрыл глаза, чтобы не сбиться с мысли. – Значит, в пятидесятом году двадцатого века люди сделали что-то такое, из-за чего мир затрещал по швам. Тихо так, незаметно. Почему это проявилось только сейчас?.. Все эти взаимные бомбежки, миграции… Что же раньше-то?..
– Раньше тоже было, но не так, конечно. Единицы. Кто-то сгинул в дурке, кто-то устроился, приноровился… Перекидывало одного из миллиона или даже миллиарда. Но чем больше было таких перебросов, тем легче они проходили. И это копилось – полвека с лишним, а границы все таяли и таяли… Два года назад, Люда знает, шило в мешке уже проклюнулось. И кое-кого укололо, – выразительно добавил он. – А сейчас, если б кто сподобился нарисовать эту проклятую экспоненту, мы бы оказались аккурат на пределе между частью пологой и частью крутой.
– Дальше будет только хуже…